Правила форума Участники Новые сообщения Поиск Войти на форум Регистрация
Главная \ Форум Емецк ONLINE \ О селе Емецк

Страницы истории Емецка

Фильтры и сортировка
Показывать только оцененнные сообщения     |     Показывать сообщения пользователя:
Сортировать по: дате сообщений (свежие внизу) | дате сообщений (свежие вверху) | рейтингу сообщений
Страницы: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30]
Автор Сообщение
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
Фото из книги "Емчане"
Дом в д.Березник (Хаврогоры)

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 19.12.07 14:22 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
Фото из книги "Емчане"
Дом в д.Березник (Хаврогоры)

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 19.12.07 14:22 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
Фото из книги "Емчане"
Дом в д.Березник (Хаврогоры)

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 19.12.07 14:21 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
Фото из книги "Емчане"
Дом в д.Осередок (Ваймуга)

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 19.12.07 14:20 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
Фото из книги "Емчане"
Дом в д.Березник (Хаврогоры)

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 19.12.07 14:19 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
ВНЕШНЯЯ ОБСТАНОВКА ЖИЛИЩ

Есть родина и есть родня,
есть отчий край — приют покоя.
И этот край влечет меня,
как тянет птиц сюда весною.

Виталий Лазарев (1994)


Архангельская губерния обширна, постройки в отдельных уездах, волостях различны, зависят от местности, в которой живут люди. Холмогорский уезд расположен вблизи губернского центра вдоль Московского тракта и большой водной магистрали - Северной Двины. Это в какой-то мере наложило отпечаток на жилища людей. Емецкое поселение - центр стана, волости, и жили в нем в основном торговые люди, которые не только пахали землю, но и торговали. Дома строили здесь большие, красивые, двухэтажные. У более зажиточных крестьян - на прочном каменном фундаменте, убранство в них было схоже с городским. В окрестных деревнях встречались дома одноэтажные и двухэтажные, в них большую часть занимал двор и переддворье - помещение для животных (животноводчество на Севере неотделимо от землепашества).

Дома строились в одной связи со скотными дворами, отдельных сараев не было. Строительство домов в Емецке, Емецком приходе осуществлялось в строгом порядке; в Зачачьевском - в основном вдоль тракта в два ряда - «глаза в глаза». Зачачьевская и Заболотская деревни растянулись на расстоянии двух верст каждая. В Хаврогорском приходе деревни большей частью расположены неправильно, на различном расстоянии друг от друга, без какого-либо порядка, поближе к пахотной земле, которая была бы всегда под руками. Жилые постройки у хаврогорцев большей частью обращены передними окнами на запад к р. Двине, а амбары обращены дверями к окнам домов и находятся на близком расстоянии; бани также близ домов, а гумна и овины в стороне и вдалеке, поближе к полям.

Дома крестьян в деревнях деревянные из соснового леса, особенно вновь построенные. Они красивы, удобны и вместительны. Дом разделяется на три части: перед, состоящий из избы-кухни и горниц; переддворье, т. е. средняя часть, и хлев, называемые поветью. Под ней - помещения для лошади и хлев для рогатого скота. В хлеву сделаны стаи и ясли для скота. На повети устраиваются мары для хранения сена, соломы, а для дачи корма скоту с повети сделаны отверстия против яслей.

Все эти части дома имели равную длину и ширину, а весь дом в совокупности занимал в длину девять саженей (19 м), в ширину пять саженей (10,6 м) и в высоту примерно пять саженей. У зажиточных крестьян дома строились до двенадцати саженей (25 м), в ширину до шести-восьми саженей. На передней стене устраивалось пять, а у зажиточных даже восемь окон, на боковых - по два или три окна. Выше окон у многих домов устраивались мезонины.

Крыльцо обычно строилось с боковой стороны, было оно крытое или некрытое, забранное с двух сторон досками или украшенное перилами. Кроме крыльца устраивались двое ворот в переддворье - для удобства к вывозке навоза, и в хлев тоже двое: одни из переддворья, а другие ворота с задней или боковой стены. У каждого дома пристраивался сзади или сбоку зъезд из бревен на столбах, по которому можно было бы завезти на поветь волочугу (воз) сена. Под зъездом хранили орудия труда (сохи, плуги, бороны и прочее), а иногда и дрова.

Вход с крыльца или лестниц вел в ворота и в дом. Наружные ворота были одностворчатые и вели в большие просторные сени, из которых делались двери на поветь, во двор и в избу. Кроме избы в некоторых домах были подъизбы с русской печью для приготовления корма скоту, парева коровам. Во всех избах устраивалась большая русская печь с подпечком, в котором складывали домашнюю утварь: ухваты, лопаты, кочергу и прочее. Рядом с русской печью был запечный угол, так называемая шолныша. В ней обычно помещались жернова для молотьбы зерна, по стене устраивались полки, на которых хозяйка расставляла посуду и хозяйственную утварь. От печи по задней стене делали полати, на которых спали дети, иногда взрослые, по боковым стенам - грядки с посудой, в основном медной, ярко начищенной; по полу - широкие лавки, вделанные в стены. В переднем углу устраивалась божница, в переднем же углу стоял стол, в избе всегда был шкаф и над ним наблюдник для тарелок.

Из избы дверь вела в горницу, или, как еще называли, в переднюю комнату. В горницах были голландские печи или обыкновенной кладки. В переднем углу - иконы, образа - более красочные, чем в избе, перед образами - лампада. Рамы в домах в шесть или три стекла. Внутри дома многих крестьян были оштукатурены, что не составляло большого труда и средств, так как в материалах для работы и в мастеровых людях не было недостатка. Оштукатуренные дома обеспечивали тепло, чистоту и красоту. Умельцы-штукатуры наносили рисунок на потолок, особо выделяя его центральную часть, где подвешивалась керосиновая лампа с металлическим абажуром. Мебель в домах - столярной работы, благо столяровумельцев в округе было много.

Несколько слов о посуде. В окрестностях Емецка много хорошей, добротной глины и, как следствие, - много было гончаров- умельцев. Глиняные горшки, тазы, крынки, чашки, блюда, детские игрушки продавались и покупались в базарный день, четверг, в Емецке. Поэтому в каждом крестьянском доме не чувствовалось недостатка в добротной, удобной посуде.

Из других построек у каждого дома была своя баня. Бани строились белые и черные. В белых банях делали печку из кирпича с выводом дыма через трубу, через крышу; каменка располагалась внутри печки, она закрывалась. Черные бани отличались тем, что у них был только предбанник, внутри каменка открытая и печка внизу для нагревания камней. Эта печка во время топки распространяла по всей бане дым, который выходил через двери или деревянную трубу в стене. Воду в такой бане нагревали камнями.

Гумно и овин строили одно за другим в одной связи. Овин делали из бревен, примерно квадратной формы. Сверху, как и дома, овин закрывался крышей из досок, сложенных между собой двухсторонним скатом; в середине имелась балка для поддержания и укрепления досок. Внутри овина настилался пол из досок, по сторонам - две досчатые полки и два поперечных бревна с вырубкой, куда вкладывались до десяти круглых жердей или балок, на которые из скирд или суслонов раскладывались снопы для сушки. Под овином делался свод из кирпичей, сверх коих накладывались камни, булыжник, под сводом устраивалась печь, в печь клали дрова, ивняк и частью еловые.

Для подсушки ржи и ячменя требовалось истопить три каменки.

После просушки расстилали снопы в гумне в два ряда колосьями внутрь и молотили кичигами или приузами. Большой навык надо было иметь, чтобы молотить в четыре или в пять приузов, соблюдая равномерность ударов. Получилась своеобразная, неповторимая музыка из последовательных ударов по обмолачиваемым снопам. Обойдя несколько раз ряды снопов, перевертывали их и одновременно разрезали вязки снопов серпом. Продолжали молотить до тех пор, пока полностью не отмолотится зерно от колоса. Солому убирали, оставшееся зерно в ворохе собирали в кучу и веяли на ветру, используя решета и открывая ворота в гумне. После просеивания, используя решето, перебирали все зерно, отделяя охвостье. Приготовленное таким образом зерно ссыпали в мешки, сушили и везли на мельницу.

При каждой деревне находились одна-две ветряные мельницы с одним или двумя жерновами. Особенно популярны были водяные мельницы. Устраивались они на реках. Такие мельницы были по рекам Чаче (в Заболотье), Тегре, Пингише и в Сийском монастыре.

У каждого дома был амбар для хранения зерна и погреб, устроенный в земле, а над ним строилась погребица. Погреба располагались вблизи домов, в них крестьяне хранили картофель и овощи. На лето в погребах устраивали своего рода холодильники, набивая их в конце марта или апреля снегом, уплотняли и плотно закрывали. Устраивались погреба также под избой в подвале.

Воду для домашних нужд и для скота брали в основном из колодцев, которые были непосредственно у дома. Или пользовались одним колодцем с хорошей водой на несколько хозяйств. Делали, ухаживали и следили за пользованием его хозяева этих домов сообща - это был общий, коллективный колодец.

Глава из книги "Емчане"
Авторы Т.Минина и Н.Шаров

Фото из книги "Емчане"
Дом в д.Березник (Хаврогоры)

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 19.12.07 14:15 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
ЕМЕЦК — ТОРГОВЫЙ И КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР

О, милый край! О, годы мои ранние!
Я тосковал по склонам, по кустам…
Проходит все — обида и отчаянье,
но не пройдет любовь к родным местам.

Виталий Лазарев (1994)


Когда возникло Емецкое поселение, сказать трудно. Первое упоминание о нем находим в Указе новгородского князя Святослава Ольговича, относящемся к 1137 году. Каким был Емецк до XVI века, рассказано в разделе «Емецкий приход». После присоединения к Москве новгородская земля составила Двинской уезд, в состав которого входили станы, волости и среди них Емецкий стан с центром Емецкое, раскинувшийся на берегу полноводной реки Емцы среди множества населенных пунктов по рекам Двине, Емце, Ваймуге и тракту.

В Емецком стане, как и во всем Поморье, из-за неблагоприятных для земледелия природных условий преобладающее значение имели промыслы и ремесла. Таможенные книги, выписки таможен, материалы северных ярмарок и торжков в XVI веке подтверждают наличие рыночных отношений.

С каких времен четверг стал торговым днем, установить трудно, но в XVI веке он уже существовал.

Подтверждением этому могут быть слова из энциклопедического словаря: «Емецкое село Архангельской губернии Холмогорского уезда достойно примечания по бывшему в нем еженедельному торгу по четвергам, на которых продаются стаметы, кумачи, китайки, крашение, сермяжные сукна, овчины, разной доброты холст и прочие для крестьянского употребления мелочные товары. На сии торги собираются из окололежащих мест обыватели».

Действительно, в базарный день, в четверг, привозили свои изделия, излишки крестьяне со всей округи. Ни пожары, ни наводнения не могли нарушить заведенный из далеких времен торговый день - четверток.

После пожара 1808 года было открыто 13 лавок с мануфактурами московскими и товарами. Емчане торговали с важскими крестьянами и устюжанами. В летнее время в 1813 году, как и в последующие годы, к Емецку приплывало 50 каюков, три шитика, 200 плотов и до трех барок с товарами.

В 1838 году вновь сгорели все лавки. Многое удалось спасти. Торг вновь был восстановлен. А в 1843 году не пожар, наводнение обрушилось на емецкие деревни и сам Емецк.

Весна 1843 года была дружной, река вскрылась 23 апреля. Вычегда, приток Северной Двины, шла вместе с заледной. В Орлецах образовался затор. 8-9 мая вода затопила пол-Зачачья. У Никольской церкви, в Зачачье, стояли карбаса, приезжали в них к обедне. Вся площадь была затоплена. Через неделю вода пошла на убыль. В Емецке топило всю торговую площадь. Вода затопила нижнюю церковь, карбаса привязывали к рундуку крыльца у колокольни. Ветер был юго-западный и от берега площади оторвало примерно десять саженей (около 21 м).

С XVII века в Емецке организовывались ярмарки. В 1764 году была учреждена Рождественская ярмарка с 15 по 25 декабря. И это не летом, а зимой, в морозные рождественские дни. В течение десяти дней людно было на емецкой торговой площади.

В XIX - начале XX века в основном вся торговля была сосредоточена в руках зажиточных крестьян-торговцев: братьев Вальневых, М. В. Рехачева, Андрея Рехачева, Г. С. Вальнева, Пантелеева и других. До сих пор старожилы Емецка вспоминают вальневский кабак, который называли «портерной», расположенный на торговой площади рядом с лавками. Большинство крестьян обходило его стороной, но иной крестьянин продаст свой товар, не утерпит, зайдет в кабак и все пропьет. Домой возвращался «гол как сокол».

Михаил Васильевич Рехачев, первый секретарь Емецкого комитета комсомола в 1924 году, рассказывал, что бывало и такое: никто не заходит в «портерную», одиноко сидит на скамеечке Вальнев и приглашает в свое заведение. Как не подойти, не поговорить с богатым человеком, не оказать ему внимания. Глядь, идет мужичонка, едва ноги переставляет и с «пустым карманом». Для многих этот кабак был ненавистен. В 1847 году несколько человек сговорились и разгромили его. Много людей переколотили, также и друг друга, вино все растащили. Виновников тяжело наказали, некоторых сослали на поселение.

Борьба с пьянством в Емецке продолжалась на протяжении нескольких столетий. Для конца XVII - начала XIX века характерна узаконенная борьба с пьянством - и не только в Емецке, но и по всей России. 20 декабря 1894 года издается высочайше утвержденный Устав об открытии попечительств о народной трезвости и последовавшие к нему дополнения и разъяснения Министерства финансов. В Архангельской губернии ограждение населения от злоупотребления спиртными напитками попечительством открыто в 1901 году в связи с введением в губернии казенной продажи вина.

Помимо обязательных членов правительства из лиц местной администрации, были также члены-соревнователи, которые либо принимали личное участие в делах попечительства (устройство народных чтений, заведование библиотеками-читальнями и тому подобными учреждениями), либо содействовали целям попечительства взносом.

По Зачачьевской волости несколько лет участковым попечителем был священник Зачачьевского прихода Н. И. Попов. Неоднократно напоминая прихожанам о вреде пьянства, он призывал отстраниться от вина. Но чтобы отстраниться, надо было убавить соблазн. Соблазном в то время в Зачачье был трактир. Николай Иванович еще в 1895 году призывал своих односельчан закрыть трактир: «На разорение и погибель одну вашу он у вас в селе. Не льстите себе, хоть бы 200-300 руб. вам платили за него, все равно это все с вас же получается, ибо всякий торговец всегда с покупателей получает то, что израсходует, даже больше. Изгоните же зло и увидите великое благо для себя!».

14 июля 1896 года была открыта библиотека-читальня в доме Т. И. Гудкова. Библиотекарем был фельдшер Морозов. Библиотека работала ежедневно. Выписывались журналы и газеты «Нива», «Свет», «Губернские ведомости», «Русский паломник » и «Вестник трезвости». В течение года было четыреста читателей книг, кроме того, в зале читальни постоянно были читатели.

В отчете за 1900 год в обзоре по Архангельской губернии газета «Архангельские губернские ведомости» сообщала, что библиотека-читальня с. Емецкое устраивала народные чтения при участии местных учителей и учительниц, что они привлекали много посетителей.

По инициативе общества трезвости 8 ноября 1901 года в селе открыта чайная. Работала она с убытком, который покрывался Холмогорским уездным попечительством о народной трезвости.

Много лет существовала чайная в с. Емецкое (сторожилы до сих пор вспоминают ее). Позднее чайная была преобразована в столовую. На том месте, где были чайная, потом столовая, в настоящее время построен каменный магазин «Продукты».

Глава из книги "Емчане"
Авторы Т.Минина и Н.Шаров

На фото открытие памятника Н.Рубцову в Емецке в 2004 г.(Из книги "Емчане"). На заднем плане видно здание Сбербанка, а за ним находится магазин "Продукты", построенный на месте столовой (столовую помню даже я), ну и где раньше находилась вышеупомянутая чайная.

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 19.12.07 11:26 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
Отрывок из исторического романа Дмитрия Балашова "Воля и власть"

Роман Д.М.Балашова `Воля и власть` продолжает известный цикл `Государи московские` и повествует о событиях первой половины XV века: времени княжения в Москве Василия I, сына Дмитрия Донского, его борьбе с Великим княжеством Литовским и монголо-татарами.


Глава 46

По Двине, по Сухоне, по Кокшеньге, по Югу нынче рос хлеб. Рос и ежегодно вызревал, и шел отселе кружным путем, через Белое море, Каргополь, Онежские волости - в Новгород. Перенять Двину - казалось и Новгород Великий станет на колени - и как Нижний достанется ему! Василий помнил отцовы походы под Новый Город, тогдашнее выпучивание с новогородцев тысячей серебра "черного бора", дани с новгородских волостей и пятин.

Теперь, после того как сдались на милость, сложили оружие Борисовичи, стоило вновь попытаться отобрать у Господина Нового Города Двину, получить то, чего не удавалось добиться Витовту... Об этом толковали с братом Юрием. Юрий остерегал снимать полки ни с литовского, ни с ордынского рубежей, но что-то можно было набрать и без того, а ежели привлечь к походу жадных до добычи вятчан...

Юрий согласился послать ратную силу с боярином, воеводой своим, Глебом Семеновичем. Оба вятических атамана - Семен Жадовский и Михайло Рассохин согласили идти в поход. Нежданно заупрямился Анфал Никитин, недавно вернувшийся из ордынского плена, но сил хватало и без того.

Устюжане тоже готовились выступить. Опять скрипели возы, шла конная рать, размашисто вышагивали пешцы.

Иван Никитич Федоров вновь отправлял старшего сына на Двину.

- Воротишь из похода - женим! - твердо обещал сыну. Иван усмехнулся криво: "Дай, батя, вернусь!" - была бы жива баба Наталья, вцепилась бы во внука мертвою хваткой. Иван останавливать не стал, да и как скажешь боярину? Занемог? Как и чем? Только охмурел ликом, не понравился ему Иван на сей раз. Не думал, конечно, что провожает на смерть, подумалось скорее о той настырной, крупитчатой бабе, но какая-то смутная тревога вселилась:

"Берегись, тамо!" - наказал, когда уже поцеловались крест-накрест, и сын садился в седло. "Вестимо, батя!" - отмолвил Иван без обычного принятого задора, и боле о том речи не было.

На Двину уходили, как и в прошлый раз, ранней весной. Тянулись возы.

Подрагивая копьями, притороченными к седлам, проходила конница.

Юрий Дмитрич, высокий, красивый, вздевший, воеводской выхвалы ради, отделанный серебром коллонтарь и шелом с бармицей, писанный по краю золотом, с соколиным пером, с закрепой-изумрудом, бросающим по сторонам зеленые искры, на высоком пританцовывающем коне, под шелковою, писанной травами попоной, в звончатой сбруе, с такой роскошной, в бирюзе и смарагдах, чешмой на груди коня, что впору ей быть епископской панагией, кабы не величина этого серебряного сканного чуда, в ало-вишневом переливающемся корзне, застегнутом на правом плече старинною, византийской работы фибулой, небрежно вздевший загнутые носы мягких зеленых сапогов, украшенных шпорами, в серебряное округлое стремя, осматривал и провожал рать. И, завидя князя Юрия, ратники выпрямлялись в седлах, кричали, приветствуя знатного воеводу, с которым хаживали победоносно и на Волгу, и в иные земли...

А Василий смотрел на шествие рати со стрельницы, слегка завидуя своему брату, завидуя этим крикам и неложной любви воинов к своему воеводе.

И снова молчаливые боры, разливы далей на взгорьях, дымные ночлеги в припутных селах и тихое подкрадыванье завороженной, словно лесная красавица - волхова, северной весны...

В Хлынове ор и мат, споры, едва не до драки. Рассохин с Жадовским сбивают ратных к походу на Двину: "С московитами, голова! Озолотимси вси!"

Анфал Никитин - ни в какую. В воеводской избе, где потные разгоряченные мужики уже хватаются за ратное железо, вот-вот блеснут ножи, вырвется из ножен чей-то бешеный клинок и - пойдет... Спор не о малом.

Анфал - костистый, косматый, мрачный стоит, крепко расставив ноги:

- Поцьто идем? - прошает. - Восстали тамо? Возмутились? Господина Нова Города власть отвергли, али как? Помогать братьи своей идем али попросту грабить? Да восстань Двина противу новогородской вятшей господы - первый повел бы вас, дурни, на подмогу своим сотоварищам! Изреки, Михайло, кто там ныне заложилси за Москву, кто нас просит о помочи? Кто поминает Никитиных, меня с братом?! А ты, Жадовский, цего тута наобещал мужикам!

Грабить, дак сыроядцев тех, булгар, чудинов, да не своих русичей! Я Родину свою отдать ворогу на щит - не позволю! - Анфал рванул ворот рубахи, бешеным взором озрел собрание казацкой старшины. И прав был, и ведали, что прав! Но... Но сошлись они сюда, на Вятку, ради воли и грабежа, а такой удачи, как нынешняя, не скоро достанешь! Идем вместях с ратью великого князя, с Устюжанами. За грабеж никто не спросит с нас, а коли что - князь в вине, не мы! Да на Двине можно, коли с умом, на всю жисть обогатитьце!

Всю ночь бессонную, бурную, шумел Хлынов, и из утра, отворачивая лица от укоризненных взоров Анфала, с немногими его соратниками, собирались в поход на Двину вятские ухорезы и сбои - корысть одолела. И сам Вышата Гусь, пришедший к Анфалу прощаться, тоже едва ли не неволею уходил в поход:

- Понимаю тебя, Анфал, да пойми и ты меня! Ребяты мои на дыбах ходят: всем добыча, а им недостанет! Забедно мужикам! А я с има не пойду - где буду? Да меня и атаманом не выберут в другорядный-то након! Тебе, понятно, тебя понять мочно, да и мужики наши то же молвят: у Анфала там - родня-природа, ему зорить своих забедно-тово! А им? Ить на грабеже стоим, Анфал! Вот ты баял, мужицкое царство, то, се... А хлеб? Кому пахать-сеять?

Да наши мужики давно от того труда отвычны, им и пашни не поднять! Им награбить да погулять вдосталь, попить вволю хмелевой браги, а там - в новый поход! Такие мы! И иного с нами не мочно вершить! Мужик вдет в ту же Сибирь, коли пойдет, скажем, не больно-то много русичей в Сибири, хошь и сказывают, что где-то есть, живут мужики и землю пашут! А наш люд, злой, увечный, балованный. Ему иной дороги нету, нету, и на-поди! Будут грабить и пропивать товар, а иного от их не жди! И я, ватаман, в воле своих ватажников, мне без их - нельзя! Так-то вот, Анфал... И ты бы пошел - тебя бы вся Вятка на руках носила! Мне енти Михайло с Семеном... Как-то душа к им не лежит!

Анфал сидел, свеся голову. Вышата Гусь был по-страшному прав: не те тут людины, не те молодцы! Кто пошел по ентой дорожке, пути уже нету назад! Или есть путь? Или только себя травим, говоря, что кроме резни да крови, да лихой гульбы и не заможем ничего иного? И песни поют про нас, и у баб сердце порой замирает сладко при виде разгульных молодцов в оружии, завалят ее где, в охотку и сама дает... А вот, поди ж ты! Хлеб ростить, скотину да детей водить уже и не заможем, как тот, мирный мужик. Так, чтобы день за днем, труды к трудам прилагать. Корчевать лес, пахать пожогу да посматривать на солнышко, будет ли ведро, падут ли дожди? И кто обиходит ее, ту Сибирь! Ратник ли с засапожником да кривою татарской саблей али мужик с сохой да рогатиной, от лесного зверя, медведя али сохатого? - Думал Анфал, уставя
локти на столешню, уронив в ладони лохматую морду.

- Ты иди! - тихо сказал. - Не поминай лихом!
- И ты не поминай! - отмолвил Вышата Гусь, подымаясь. - Даст Бог, свидимси ещо!

Не дал Бог. Был убит Гусь на суступе, под Колмогорами. Дуром убит: шальная стрела попала в рот, пропорола глотку, так и погиб мужик, в корчах, в беспамятстве пролежав несколько дней. Зарыли его ватажники на высоком берегу Двины, поставили сосновый крест в полтора человеческих роста. А вот кто похоронен - не написали. Грамотного не нашлось.

Хлеб иногда сплавляли до Двины по рекам, прямо насыпью, на плотах. По Белому морю на плотах хлеб не повезешь, да и на самой Двине ударит порою такая поветерь - все плоты перетопит. Поэтому хлеб плавили по Емце, оттоль переволоком в Онегу, а там опять же можно переволоками до Водлы, по Водле до Пудожа, ну а там, Онежским озером (тоже звалось Онегушко страховитое!) по Свири, Ладогой и Волховом. Иной путь шел с Белого моря на Выг-озеро, и далее опять в Онегушко страховитое, только с севера, от Повенца. На всем этом пути и пихались, и волокли волоком, тащили по гатям через речные наволоки... Не один хлеб, и рыбу, и сало морского зверя, и рыбий зуб, дорогие северные меха, и серебро закамское, и заморские товары - сукна, соль, оружие везли зачастую этим путем. А потому в низовьях Двины крепче всего обустраивались
новогородские бояре, и так сложилось, что прежде прочих - бояре Неревского конца. Своим считали Заволочье неревляна.

Сюда, к низовьям Двины, устремила в насадах от Устюга московско-устюжско-вятическая рать и прежде всего разгромила волость Борок, Ивановых детей Васильевых. И все было, как и в прежних набегах: лязг железа, заполошные крики женок, разбитые двери амбаров, и тот животный жадный страх - не набрать бы какой тяжелой да малоценной добычи!

Катать ли эти вот бочки с ворванью? (Вверх по Двине, не вниз, тут и погребешь до кровавого поту, и попихаешься до дрожи и темени в глазах!) Или бросить? Набирать ли железной ковани, и какой? А хлеб, что делать с им? Уже и так охочие молодцы усыпали зерном всю улицу от вымола вверх, до церкви с выбитыми дверьми: искали церковное серебро, нашли только медную ковань, и тут же тарели, лжицы, дискосы побросали в грязь у крыльца.

Потрошили сундуки и укладки под женочий вой, волочили лопоть: выходные душегреи, кики, саженные речным жемчугом, суконную справу, крытую лунским сукном и фландрским бархатом, с рук рвали кольца, из ушей - серьги.

Захлебывающуюся слезами толстую девку насилуют прямо на улице, целой ватагой, подталкивая от нетерпения очередных: "Ну, ты, Гридя, будя! На своей будешь по часу лежать!" Старуха, выставив острый подбородок, в голос костерит молодцов. На нее бросают взгляд, не до тебя, мол, бабушка, никому ты тут не нужна! Где-то лязгает сталь: остатние новогородцы, кто не утек, кладут головы в безнадежной сече у крыльца боярского терема. Уже волокут, закручивая руки за спину, вырывающегося русобородого молодца в разорванной у ворота, сияющей рудо-желтой рубахе, без пояса (дорогой с каменьями и в золоте пояс, сорвали с него станичники). Ор, пополох. Трубно мычит скотина, и как всегда, как при всяком грабеже, не столько берут, сколько - портят, а остатние жители будут потом собирать по дороге рассыпанное зерно, сушить, отвеевать пыль, собирать под опрокинутыми вешалами вяленую рыбу, отгоняя одичавших собак, разделывать на мясо туши убитых коров, и та же, понасиленная, но не забранная с собою девка будет, глотая слезы, бегать под злые окрики матери, собирать раскиданную утварь и испакощенное добро.

К Емецкому острогу подходили, обгоняя собственную славу. Тут еще никого не удалось собрать, защитников была горсть. Вятчане, осатанев, лезли на стены. Были пленены двое видных бояр - Юрий Иваныч с братом Самсоном. Бояр заковали в железа, емецкий погост предали разорению.

Двинувшись ниже, разграбили и сожгли Колмогоры. Здесь, в низовьях широко разлившейся Двины, по островам бродили тучные стада скотины, выгоняемой на все короткое северное лето, дорогая рыба семга в нерест шла стеной против течения, вытесняя воду из берегов, в лобазах и лавках громоздились горы своего и привозного товара. Безопаснее был северный путь вдоль извилистых норвежских фьердов, где мочно было и укрыться от бурь и от свейских морских разбойников, много безопаснее людной Балтики, где шнеккеры,
коггты и дракары скандинавов вовсе не давали безубыточного прохода торговым кораблям иных стран.

Здесь, на Двине, грабили полною мерой, вычищая амбары до дна.

Московские воеводы, разоставив своих ратных, деловито набивали добром насады, не позволяя ни разворачивать поставы сукон, ни выбивать днища из бочек с иноземным фряжским вином. Устюжане брали и то, что пригодится в хозяйстве, всякий железный снаряд: плуги, бороны, ножи, топоры, насадки для лопат... Вятчане грабили особенно бестолково и зряшно. Мукой, балуясь, посыпали дороги, пивом поливали замаранный кровью пол в воеводской избе.

За грабежом, за наживой не заметили подхода свежих новгородских ратей. Обозленные емецкие мужики, ограбленные заволочана, колмогорские корабелы, боярские дружинники из дальних волостей, местные и новогородские, кто возмог держать оружие в руках, совокупились в единую рать. Маститый, в полуседой
бороде Иван Федорович с братом Офоносом, решительным в походах и драках на Волховском великом мосту, Гаврила Кириллович, строгий хозяин, подымавший в одиночку, ежели занадобилось, корабельный якорь себе на плеча, и молодой задиристый Исак Андреич Борецкий возглавили ополчение.

Московско-вятическая рать уже отошла, тяжко ополонившись, вверх по реке, и емчане с заволочанами догнали захватчиков уже под Моржом, на острове, где московиты расположились станом. Вот тут и произошла главная сеча, где рубились, хватая друг друга за руки, в рык, в мат. Иван Федоров бежал к своим вдоль воды, когда метко пущенная сулица ударила его в спину, пробив кольчатую бронь. Он еще боролся со смертью, выставал на карачки, пробовал подняться на задрожавших ногах, ощущая, как с бульканьем кровь наполняет легкие и душит его, еще думал отчаянно, как вырвать копье из спины, когда чья-то милосердная сабля мимоходом коснулась его обнаженной шеи, и голова его запрокинулась назад, и больше он уже ничего не чувствовал, пал плашью на подогнувшихся ногах, а кровь лилась, и в тускнеющих глазах
проходило тоже темнеющее, волнистое, сиреневое небо, пока не погасли глаза, и не остановилась память в холодеющем теле.

Встречу озверевшим емчанам бежали, рвались, ползли, перевязанные полоняники, мужики и женки, со слезами в глазах, молили нежданных спасителей: "Не убейте, родимые! Свои мы! Двиняне!"

Бой шел уже у лодей. Оба новгородских боярина, развязанные, отбитые, тоже едва ли не со слезами на глазах, благодарили спасителей. Бой сам собой затихал, московиты готовились дорого продать свою жизнь. Но Гаврило Кириллович, залитый кровью, в низко надвинутом шеломе, печатая шаг, прошел вдоль строя, приказал:

"Охолонь, други!" Выступившему из рядов московскому воеводе Глебу Семеновичу, близко сойдясь, возвестил:
- Выгружай товар из лодей! Самих не тронем!

С великим князем доселе было неуряжено и губить московского боярина с дружиной, затягивая войну, было вовсе ни к чему.

Проводив незваных гостей, недолго стояли на костях. Посаднич сын Василий Юрьич, Самсон Иваныч, только-только избавленный из рук московитов, и сам Гаврило Кириллович, совокупивши емчан и заволочан (иная рать подошла на помочь и сил хватало), пошли в сугон за отступающим ворогом. Шли, непрестанно догоняя, отбивая груженные добром насады, и дошли вплоть до Устюга, который и взяли приступом, подвергнув город тому же разгрому, которому подверглись до того Емецкая волость и Борок. Вновь волочили поставы сукон, одирали оклады с икон, озверев, резали скот.

После и Московский великий князь и Господин Новгород, считали этот поход своею удачей. Только московский грабеж настолько озлил двинян, что переход Двины под руку великого князя Московского отложился на долгие неопределенные годы.

А после того стало и не до войны. В Новгороде через год начались мятежи и резня, а на Русь надвинулся губительный мор, отодвинувший на время все иные заботы и попечения.
Опубликовано: 18.12.07 16:34 Рейтинг записи: 0
Igor3313
Бывалый
Оценить
Igor3313
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
НАШЕСТВИЕ ПОЛЯКОВ И ЛИТОВЦЕВ НА ДВИНСКУЮ ЗЕМЛЮ

Начало XVII века было трудным для России. В 1604 году началась польская интервенция. Власть оказалась в руках Лжедмитрия I, а затем и II. И лишь 26 октября 1612 года Кремль Российский был освобожден от поляков. Но не успокоились интервенты. Потерпев поражение под Москвой, двинулись на Север, в Двинские земли, Заволочье. Теперь к ним примкнули русские изменники и воры. Об этом событии в Памятной книжке Сийского монастыря записано, что в лето 1613 года «на Важский уезд набежали многие воры, польские и литовские люди, русские изменники из-под Москвы и из иных русских городов. И на Ваге, и в Важском уезде многих людей мучати и побивают, и животы их грабят, и никому проезду и проходу из города в город не дают, и в Двинской уезд в Емецкий стан те воры въехали и многие крестьян побивают и грабят».

Флегонт Вальнев в статье «Емецкий острог» пишет: «Ляхи, терзавшие Россию со времен первого самозванца, истреблены или рассеяны; остатки корпуса Лиссовского, отрезанные от Литвы, устремились на север и на Ваге образовали более чем семитысячное полчище для грабежа и разбоя. Появление их на р. Ваге ознаменовалось их злодейством над беззащитными крестьянами, которых мучили и убивали из видов корысти; сопротивления не было; кто мог, спасался бегством в леса, оставляя дома на произвол грабителей. Не довольствуясь этими успехами, литовцы покушались сделать набег на Двинские уезды и Заволочье, отправляя туда шпионов со значительным конвоем».

Узнав о нашествии лихих людей, холмогорский воевода Пронский посылает своего товарища воеводу М. Ф. Глебова для создания осадного положения в Емецке и быстрейшего строительства в нем острога. По его распоряжению в Емецке был разобран Ивановский женский монастырь. Монахини переведены в Покровский мужской монастырь на место монахов, которые, в свою очередь, были переведены в Сийский монастырь.

Острог (или крепость) с трех сторон был окружен рвом. Площадь, занятая острогом, не превышала 12 тысяч квадратных саженей (примерно 5,5 га), включая 20 саженей (42,6 м) набережного угора, который постепенно был смыт водой.

По преданию, северная часть острога (по валу) проходила вблизи нынешней улицы Горончаровского (и по ней); с восточной части острог проходил до ручья Солянухи, который виден и теперь почти сразу за каменной церковью, зданием леспромхоза; по западной части - до Попова ручья, по которому теперь проходит шоссе. Но с точностью следы этих валов определить невозможно.

В остроге было поставлено несколько пушек с запасами пороха и свинца. Емецкий острог был довольно крупным укреплением, построенным по всем правилам инженерного искусства того времени.

До прихода неприятеля стрельцы расположились в засаде в густом сосновом бору от Шарапова села (село по берегу р. Шарапихи) до Емцы и на возвышенностях Городок и Сотин бор. В настоящее время на этом участке нет никакого густого леса. Ныне угол, образовавшийся от слияния двух рек, Шарапихи и Емцы, носит название д. Село; оно лежит на возвышенности, почти отвесной, над р. Шарапихой. С севера Село было окружено густым сосновым бором, называемом доныне Сотиным бором (от былого длинного Сотина бора остался лишь небольшой участок). Сотин бор в прошлом несколько понижался к югу и оканчивался утесом. У подошвы его лежат два узких продолговатых озера, Задворское и Ефанское, во времена описываемого события они были соединены со стороны Емцы протокой; углубление видно и сейчас. Между этими озерами находится природная земляная возвышенность, окаймленная с севера над протокой березовой рощицей. Ее ровная площадь имеет одну версту длины и пятьдесят саженей ширины; а высота ее от летнего уровня вод — не более пяти саженей. Это и есть Городок.

Используя сведения о битве из Памятника записок Сийского монастыря Игумена Ионы, хранящегося в 1839 году в этом монастыре, Ф. Вальнев в статье «Емецкий острог» пишет: «Места сии служили стрельцам засадой, которой способствовало гористое местоположение, а в особенности густой лес, заслонявший их со стороны р. Шараповой и Емцы. Неизвестно, долго ли они находились в бездействии, но весть о набеге литовцев вскоре оправдалась на самом деле. Из шайки этих бродяг появился отряд с Двинской стороны и, расселившись по долине, предался грабежу, застав врасплох многих емецких крестьян, отлучившихся из острога. Заметив в Емецком селе поставленный острог, литовцы устремились вверх по Емце мимо острога, и в том месте, где р. Ваймуга, за полторы версты выше Емецка, впадает в Емцу, начали переправляться при самом устье Ваймуги на правый берег ее, называвшийся Наволоком.

Тогда стрельцы из своей засады и крестьяне из острога тайно сделали вылазку; соединившись выше переправы, в лесу, ударили соединенными силами на литовцев и начали теснить в угол Наволока, окруженный реками. Об отступлении нельзя было думать, ибо гладкое и безлесное местоположение Наволока не принесло бы желаемого успеха в обратной переправе. Литовцы решились защищаться; завязалась с стрельцами битва, закончившаяся решительным истреблением литовцев, у которых было отбито три знамени и взято в плен два шпиона, находившихся в отряде. Их отослали холмогорскому воеводе, которому они признались, что литовцев на Ваге до семи тысяч, и они намереваются врасплох напасть на Холмогоры в той надежде, что там нет острога.

Это открытие было поводом к поспешному устройству в Холмогорах и Архангельске острогов. Последствия доказали справедливость известия, полученного от шпионов. В том же 1613 году, в декабре, шайка конных литовцев окружила Холмогорский острог и через три дня рассеялась: частично - в поморскую сторону, частично обратно на Вагу, миновав на сей раз Емецкий острог».

Существует предание о том, что некоторые из отряда налетчиков не хотели больше бесчинствовать и следовать за своими командирами из отряда литовцев, остались на емецкой земле, обосновались на ней и стали жить вместе с емчанами. Об этом говорят польские и литовские фамилии, например, Повольский и другие, оканчивающиеся на «-ий».

Емецкий острог просуществовал 147 лет и в 1760 году сгорел вместе со всем селом.

Глава из книги "Емчане"
Авторы Т.Минина и Н.Шаров

Прикрепленный файл:
Опубликовано: 11.12.07 12:52 Рейтинг записи: 0
Страницы: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30]
Главная \ Форум Емецк ONLINE \ О селе Емецк
Правила форума Участники Новые сообщения Поиск Войти на форум Регистрация

Свежие фотографии