|
Заблокирован
Форумянин с 26.03.11
Сообщений: 78
Откуда: Архангельск
|
Уважаемые форумчане! Разрешите на ваш суд выставить вторую главу 4-х главого рассказа "Последний пароход" с одноимённым названием, - к 68-й годовщине Великой Победы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД
После отъезда Михаила в семье повисла гнетущая тишина. Мать часто плакала, отец хмурился, а ребята, Николай и Саша, пытались по любому поводу улизнуть из дома. Николаю это было легче сделать, он был без пяти минут совершеннолетний. Придя с работы, он наскоро перекусывал, делал необходимые по дому дела, и потом, захватив с собой гармонь, без спросу уходил на улицу.
Отец, молча наблюдая за сборами сына, провожал его взглядом до порога и, вздохнув, утыкался глазами в газету. Мать, всхлыпывая, говорила: « Вот и Колюшка вырос. Не успеешь оглянуться, как в армию заберут. А нам жди, переживай».
Глава семейства, хмурый, косясь на жену, молча сидел за столом, постукивая пальцами по столешнице. Газета лежала перед ним, но видно было, что содержимое газеты его не интересовало…
А вот младшему, Сане, вечером редко удавалось уйти на улицу. Отец, видя, что Саня бочком пытается выскользнуть в дверь, цикал на него и гнал спать. Памятуя крутой нрав отца, Саня, горестно вздыхая, отправлялся к себе.
Иногда ему всё же удавалось, усыпив бдительность отца, накидав под одеяло курток, втихую выскользнуть из дома через окно. Но однажды обман был раскрыт.
Когда, нагулявшись с другом, Ваней Окайкиным, он тем же путём, через окно проник в комнату, то был врасплох захвачен отцом, который, зажав голову меж колен, принялся хлестать сына ремнём. Спас Саню от расправы вернувшийся домой Коля. Зажав здоровенными ручищами отца, он, казалось, легко отобрал у него ремень, а Сане приказал залезать под одеяло. Что Саня незамедлительно и сделал, укрывшись одеялом с головой.
Отец, глянув на рослого сына, играя желваками, молча вышел из комнаты. И целую неделю не разговаривал с сыном, ведя себя так, как будто сына не существовало. Николай виновато поглядывал на отца, пытаясь заговорить с ним, но, натыкаясь на отчуждённый взгляд, сникал и поспешно уходил. Он даже за стол садился, когда отца не было, или тот уже уходил.
Был случай, когда Николай ушёл на работу, не позавтракав. Вернувшись домой, он хотел пройти в свою комнату, но отец остановил его словами: « Садись, Коля, за стол, чего голодом-то
ходить. Не верблюд, чай». На что сын со смехом отозвался: « Не верблюд, батя, рабочий люд. Жрать хочу как волк». А Саня, из-за которого Николай поссорился с отцом, язва, изрёк: « У тебя же паучий желудок. Мухами сыт». Отец, не выдержав, рассмеялся. Николай, глянув снисходительно на брата, произнёс: « Я Шурик, на работе вкалываю, а не мух ловлю ». Отцу ответил: « Сейчас, батя, переоденусь, помоюсь, и за стол сяду. Всё смечу, что предложите». « Вот и ладно » - облегчённо ответил отец.
После ужина отец зашёл в комнату сына, неловко потоптавшись у порога, подошёл к Николаю и, положив на плечо сына свою тяжёлую ладонь, виновато произнёс: « Ты, Коля, не обижайся на меня. Весь замотался, нервы ни к чёрту. Сын вон старшой уехал, до сих пор не пишет, на роботе запарка. Сам знашь, посевна. Да тут ишо повадились всяки проверяюшши из району. Все больно умны стали. Сам кресьянин ужо не решат, што когды садить надь, сверху командуют, тьфу! »
Николай, обняв отца, ответил: « Извини, папа, я тоже был не прав »…
В воскресенье днём, когда все собрались за столом, в дверь постучали.
Танюшка мигом слетела с табуретки, с радостным криком бросилась к двери:
- Миса велнулся! Ула!
Дверь отворилась, и вошёл сосед, дядя Коля.
Увидев его, Танюшка остановилась посередине избы и, размазывая слёзы,
завопила:
- Где Миса-а-а? Посему Миса не идё-о-от?
Дядя Коля, неловко гладя загрубевшей ладонью голову плачущей девочки, сказал:
- Миша, Танюшка, нас зашишшать уехал. Вот отгонит проклятых буржуинов, назад возвернётся. А пока …- он, порывшись в кармане старенького пиджака, извлёк горсть леденцов вперемешку с махрой, - Миша тебе подарок передал.
Глаза девчушки мигом просохли, она стала носиться по избе, угощая при-сутствующих…
Спустя неделю, пришло долгожданное письмо от Михаила. В письме Михаил передавал приветы землякам, дяде Коле, своему другу, Мише Пермилову и, особенный, своей невесте, Тосе Мырцевой. Сообщил, что добрался до «Холмогорки» на «военкоматовской» машине. Делая отметку в «увольнительной», военком сказал: «Доброго пути вам, товарищ капитан». И, переговорив с кем-то по телефону, пожи-мая руку, улыбаясь, произнёс: « Сейчас, капитан, машина на станцию идёт. Идите, я договорился, вас ждут».
В общем, довольно быстро, получив лёгкое сотрясение мозга, как пошутил Михаил в письме, он добрался до «Холмогорки» по раскисшей дороге, кое-где толкая из грязи застревавший автомобиль. Купив билет до Москвы, на следующий день он уехал.
В Москве пришлось задержаться на четыре дня, утрясти кое-какие дела по службе. До Минска ехал поездом. Затем пересел на другой. А вот до погранзаставы пришлось трястись по разбитой дороге на машине. Михаил пошутил в письме, что ту дорогу он запомнит на всю жизнь.
Служба на погранзаставе поглотила все свободное время. Смотры, учения, марш-броски с полной боевой, мероприятия по усовершенствованию охраны вве-ренного участка границы, масса рутинной работы, необходимой в воинских буднях, захватили Михаила, увлекли, было не до писем.
Но, обосновавшись на новом месте, наведя во вверенном ему гарнизоне идеальный порядок, Михаил наконец сел за письмо родным. Сообщил, что накупил книг Аркадия Гайдара. Пусть братья читают их сестрёнке. Хотя, как пошутил Михаил, Николаю уже не до этого, работает парень, по вечерам у него вылазки в село, песни попеть, с парнями, девушками пообщаться. А вот Саня - другой разговор, ему до Колиных дел ещё расти и расти…
В письме Михаил поинтересовался, получили или нет телеграмму, которую он отбил на «Холмогорке», перед отбытием в Москву.
Саня оторвался от чтения письма, вопросительно глянул на мать и брата:
- Была телеграмма?
Николай пожал плечами:
- Лично я не получал.
- Я её тоже в глаза не видела. Отец бы получил, сказал. Наверно, затерялась, - мать, утирая глаза краешком платка, покачала головой.
Саня, вновь уткнувшись в письмо, стал дочитывать концовку и размещённое в конце письма стихотворение. Бывало у старшего брата, накатывало вдохновение, такие стихи писал, зачитаешься. В школе учителя в один голос пророчили Михаилу литературное будущее.
Дочитав письмо, Саня принялся вертеть его и так и сяк, только на зуб не пробовал.
- Что ты письмо-то теребишь? - не выдержал Николай. - Ты его в клочья раздерёшь. Что ты там ищешь?
- Нюхаю, не пахнет ли порохом, - не моргнув глазом, парировал Саня, и, приглушив голос, чтобы мать не слышала, произнёс:
- Что-то в этом письме есть, а что – не пойму, хоть убей.
Николай заглянул через плечо брата в письмо, пробежался глазами по тексту, и, зацепившись взглядом за стихи, сначала прочёл стихи подряд, а затем сверху вниз - по заглавным буквам. Получилось: «РЕБЯТАГОТОВТЕСКВОИНЕ». Ничего себе! Ребята, готовьтесь к войне!
Толкнув Саню под бок, Николай прошептал на ухо:
- Читай заглавные буквы и всё поймешь!
Саня глянул на стихи и, поняв, ойкнул.
- Тише ты! - шикнул на него Николай.
Поднявшись из-за стола, он поспешно вышел из избы, поймав на себе встревоженный взгляд матери.
На крыльце его догнал Саня.
- Слышь, Коля, что будет-то, а?
- Ты не ори тут! – рыкнул на него Николай. - Разорался!
Помолчав, произнёс, перед этим оглянувшись - не стоит ли кто за спиной:
- Зажми язык. Не дай Бог, мама услышит. И так вся на нервах!
- За кого ты меня принимаешь! - обиженно засопел Саня.
Скрипнула калитка. Ребята разом оглянулись на звук. К дому спешила почтальонша тётя Катя Мырцева с какой-то бумагой в руках. Ребята встревожено переглянулись.
Тётя Катя остановилась у крыльца, вопросительно глянула на ребят.
- Родители дома?
- Мама дома, - буравя глазами бланк в руках почтальонши, ответил Николай.
- Позвать?
Любопытство взяло вверх:
- Никак телеграмма?
- Телеграмма, Коля. Ты парень уже большой, распишись в получении и забери телеграмму. Она от Михаила.
Расписавшись в тетради, Николай забрал телеграмму и впился глазами в короткий, как выдох, текст: «До Холмогорки добрался быстро тчк Взял билет на Москву тчк Подробности письмом тчк Ваш Михаил тчк ».
Выхватив телеграмму из рук брата, Саня с криком:
- Мама, телеграмма от Миши пришла! - скрылся в доме…
Незаметно подкатила середина июня. Дни были на редкость жаркие, а ночью лили дожди. Всё кругом парило, картошка на участке буйно зеленела, и быстро пошла в рост. Отец удивлялся:
- Сколь живу, таково не видал. Парит как на юге. Если так будет, мы картохой на всю зиму будем обеспечены, и ещё на продажу останется. Так-от кажный год бы…
Наконец пришла долгожданная посылка от Михаила. Принеся посылку домой, отец, не откладывая, распечатал её. Там оказались книги Аркадия Гайдара, а на самом дне лежало письмо с вложенной в конверт фотографией Михаила в обществе коренастого крепыша с петличками старшего лейтенанта.
На оборотной стороне фотокарточки рукой Михаила красивыми с завитушками буквами было написано: «Сфотографировался на память с другом по Халхин-Голу, старшим лейтенантом Володей Смирновым. Он на погранзаставе замполитом, моя правая рука. Тесен мир! 4 июня 1941 года»
Вечером, когда вся семья была в сборе, к Мининым заглянул Ваня Окайкин.
Переминаясь с ноги на ногу, стоя у порога, он сказал, обращаясь к главе семейства:
- Дядя Ваня, можно, Саша со мной погулять на улицу выйдет?
- Эх, молодо-зелено, - добродушно усмехаясь, произнёс Иван Иванович. - Сидели бы дома, книжки читали. Вон, Миша цельный ворох послал. Санька как ульнул в книгу, так и читат, знат, без передышки.
- Проходи, Ваня, присаживайся, - Николай встал из-за стола, протянул руку.
- Может, составишь компанию братцу моему? А то он употел читать Танюхе книгу Аркадия Гайдара. Ну как - сменишь его?
- А что, я не против, - загорелся Ваня. - Я сам Гайдара читать люблю. Только в нашей библиотеке его повестей мало.
- У нас его книг целая посылка. Миша постарался.
Ваня мигом сбросил с ног растоптанные башмаки, и, повесив на вбитый в стену гвоздь залатанную на локтях лёгкую куртку, подошёл к столу, стал разгля-дывать книги.
- Так, «Голубая чашка», «Тимур и его команда», «Дальние страны», «Военная тайна», «Судьба барабанщика»… Сколько интересных книг-то!
- Вот и читайте! И вам интересно, и Танюха послушает, - Колька направился к вешалке, и, одевшись, со словами:
- Пойду, прошвырнусь по деревне, - прихватив гармонь, вышел.
А Ваня, устроившись поудобнее за столом, взял в руки книгу и стал вслух читать «Голубую чашку». Танюшка, пристроившись рядышком, слушала, затаив дыхание. И даже взрослые, отложив дела, внимательно слушали. Видя это, мальчик старался читать с выражением.
Вечер пролетел незаметно. Вот и последняя страница прочитана. Ваня умолк.
Танюшка затеребила его:
- Ситай дальсе!
Но отец сказал:
- На сегодня хватит, Татьяна! Пора тебе спать. Ты Ваню совсем замучила, охрип даже.
- Ничего я не охрип, дядя Ваня, - подал голос мальчик. - Я могу ещё почитать, если надо.
- Завтра, Ваня, почиташь, - Иван Иванович встал из-за стола. - Танюшке пора спать.
Убирая книги со стола, сказал одобрительно, глядя на мальчика:
- Читашь ты хорошо, Ваня. Слушал тебя, и как будто сам там побывал.
Повертев в руках книгу, протянул её Ване:
- Держи, пацан, «Военну тайну», почиташь дома.
- Спасибо, дядя Ваня, - мальчик взял книгу, застенчиво улыбнулся:
- Я завтра вам её верну. А сейчас…- он просительно заглянул в глаза Ивану Ивановичу, - можно, мы с Сашей погуляем с полчасика?
- Да уж погуляйте, - добродушно усмехнулся в усы Иван Иванович, - только не загуливайтесь. Накормите комаров-от, те, поди, оголодали!
Ребят как ветром сдунуло. Танюшка, с завистью глядя вслед ребятам, вздох-нув, сказала:
- Вот я тозе буду больсой и тозе буду гулять когда захосю.
- Будешь и ты большой, - отец поднял дочь на руки, - куда ты денешься. А сейчас пошли спать, доченька.
- Посли, папа, - девочка хитро улыбнулась. - Я спать буду, а ты мне песенку споёс…
За читкой повестей незаметно пролетела почти полная неделя. Днём ребята, Саня и Ваня, совместно с Танюшкой, собрав других ребят у каменной церкви, читали-перечитывали повести Гайдара по многу раз, а вечером тоже самое читали дома у Мининых. И каждый раз, будто впервые, слушали с неподдельным интересом.
В пятницу Николай вскочил чуть свет. Вроде бы дали отгул, лежи, отдыхай, заслужил, возвращаясь в будние дни поздно вечером. Крестьянский труд – он ненормированный, каждый летний день, проведённый в поле, так говорится, год кормит.
Секрет раннего пробуждения прост. Вчера закончилась его практика, и надо готовиться к сдаче экзаменов. Вот и вскочил Николай с первыми петухами - и сразу за учебники по техническому устройству тракторов. Одна фаза газораспреде-ления с перекрытием клапанов мозги вывернет. Но Николая это ничуть не пугает. За почти двухмесячную практику он, не без подсказок дяди Миши Пермилова, конечно, - толковый мужик! - научился с закрытыми глазами регулировать клапана, что даже дядя Миша поразился его сноровке, сказав пареньку, что Армии нужны такие специалисты…
Николай поставил перед собой цель - сдать все экзамены на «отлично», и с головой погрузился в учебники, конспекты, а тетрадок, исписанных мелким неразборчивым почерком, с мастерски выполненными рисунками различных узлов и агрегатов, будь то пускач, магнето и другие премудрости тракторного дела, у него накопилась целая стопа…
Он даже не вышел к столу завтракать. За столом отец сказал Сане:
- Бери пример с брата. Ежли поставил себе цель – обязательно выполнит. Это как Миша.
С детства у тово така жилка была, в любо дело впрягался, и не успокоится, пока свово не добьётся.
- А я, что, дурнее? - обиженно засопел Саня.
- Да я так, к примеру, в назиданье, - миролюбиво улыбнулся отец. - Так што ты следи за Танюшкой, штоб она не лезла к Коле, не мешала, пусть парень готовится. Книгу будешь читать ей, идите на крыльцо. Да громко, в голос, не читай.
- Ну, начались деньки, - покривил губы Саня, - чуть в сторону - к стенке…
Днём к Мининым заглянул Ваня Окайкин. Вполголоса переговорив с Саней, он предложил:
- Давайте, пойдём к церкви, там с соседних деревень ребята собрались, тоже послушать хотят. Что сегодня читать будем?
- «Военную тайну»! - предложил Саня.
- Годится!
На улице Танюшка вдруг заартачилась.
- У Тани нозки болят! Хосю на сею!
- Вот захребетница-то! - поморщился Саня. - Бог с тобой, лезь мне на шею, так и быть, прокачу тебя!
Танюшка мигом взгромоздилась брату на шею, свесив худенькие ножки.
Растрепав волосы Сани, она захватила две пряди ручками, дёрнула:
- Но, лосадка, посла!
- Волосы не вырви, бабочка – наездница, - поморщился Саня.
Танюшка хлопнула брата по лбу ладошкой и пронзительно крикнула:
- Битый небитого везёт! - И продолжала верещать всю дорогу до церкви.
Саня ворчал:
- Вот разоралась-то! Молчи ты, сорока!
Но сестрёнка не унималась, видя, как люди, глядя на неё, смеются.
Уже рядом с церковью Саня оступился и упал на колени, изо всех сил пытаясь удержать Танюшку на плечах. Подоспевший Ваня Окайкин помог испуганной Танюшке слезть с плеч брата.
- Слышь, Таньша, - съязвил кто-то из ребят, - что ты коняку-то загоняла!
Грохнул хохот…
…Вот и последняя страница прочитана. Ваня умолк. И в наступившей тишине послышалось всхлипывание. Все разом глянули в сторону доносившихся звуков и увидели плачущую Танюшку. Саня прижал сестрёнку к себе, стал гладить по го-лове.
- А-а-льку-у-у за-а-алко-о-о! - Танюшка заревела в голос.
На помощь растерявшемуся Сане кинулись девочки, подхватили плачущую девочку, стали развлекать её, тормошить, кто-то сунул ей большую конфету.
Глаза девочки мигом просохли, и она, развернув конфету, предложила брату и Ване. Но ребята отказались. Тогда девочка завернула конфету в обёртку и со словами:
- Отдам Коле, ему нузнее, - сунула в карман сарафана…
Вот и экзамены позади, которые Николай сдал на «отлично», и возвращался домой в приподнятом настроении, насвистывая понравившийся мотивчик, услышанный утром по репродуктору. На небе сияло солнце, подсушивая землю после ночного проливного дождя, кругом всё парило. И Николай вдруг понял: лето наступи-ло! От охватившего его веселья он прокатился колесом по дороге, поскользнувшись, упал на ещё влажную землю и, вскочив, огляделся: не видит ли кто, как он тут дичал…
Дома никого не было, только вполголоса бормотал увёрнутый репродуктор под потолком.
- Опять, поди, Танюха с Санькой толпу собрали у церкви, читают Гайдара,- усмехнувшись, произнёс Николай. - Одно и то же по десять раз читают!
Подойдя к висевшему на стене отрывному календарю, подумав, вырвал листок. Хотя пятница 20 июня ещё не закончилась, дела, которые запланировал Николай, успешно завершены, так что денёчек можно и на покой отправить. Завтра суббота, затем воскресение, хорошо!
С хрустом потянулся: уж наверстаю упущенное, за эти два дня высплюсь!
Сунул руку в карман и извлёк на свет божий «корочки», которые разрешают управлять трактором. Положив на самое видное место «права», он прилёг на кровать, намереваясь просто так полежать, бездумно таращась в потолок, и почти сразу заснул. И проспал добрых шесть часов. Родители запретили Саньке заходить в комнату, пусть Коля выспится…
Часов в восемь вечера все собрались за столом, когда Николай, протирая глаза, появился на пороге. Оглядев всех, потянулся, зевнул и изрёк:
- Вот это я придавил момент! Аж бока тоснут, отлежал! Пошто не разбудили?
- Да я порывался, - откликнулся Саня, - да тата не дал, пусть сынище поспит! Как он, не выспавшись-то, трактором управлять будет?
- Напрасно, напрасно, - Николай присел на табурет, облокотился на стол. - я же полночи не усну, маяться буду. На рыбалку, что ли сходить?..- он потянулся и глянул на отца:
- Как думаешь, батя?
- Не знаю, не знаю, - усмехнувшись в усы, ответил отец, - вольному воля.
- Я с понедельника на работу собираюсь, - поделился планами сын. - Дашь мне трактор?
- Вот это дело говоришь! - оживился отец. - Нам сейчас лишние руки до зарезу нужны. Трактора свободного пока нет, по первости пойдёшь в помощники к Пермилову.
- Как скажете, господин управляющий имением, - горестно вздохнув, ответил Николай.
- Слышь, Коля, - Саня заискивающе глянул в глаза брата, - а с кем ты на рыбалку собираешься?
- С дружком, Витькой Богачёвым. А что?
- Возьмите меня с собой, - с мольбой в голосе попросился Саня. - Я вам короедов искать буду!
- А то мы сами не сможем, - усмехнулся Николай.
Видя расстроенное лицо Сани, смягчился:
- Лады, готовь снасти. Но сперва ты отпросись у папы. Сам знаешь, за тебя и мне влетит.
- Да пусть идёт, - отмахнулся отец.
- А Ваню Окайкина с нами можно? - засиял глазами Саня.
- Можно, - усмехнулся Николай, - только с разрешения его бабушки.
Фыркнув, добавил:
- А заодно и Танюху возьмём, и остальных ребят. И будем на озере книги читать.
- Только Егорку Худяка брать не будем, - поддержал брата Саня, - а то его сестра вслед орать будет: « Егорка, не ходи на речку! Утонешь, домой не приходи!» - Под дружный смех присутствующих он пулей вылетел из избы, звать на рыбалку друга…
Дорога, без малого, в десять километров утомила ребят. Но они держались молодцами, еле успевая за Николаем и его другом, под стать ему, рослым, с широкими плечами, подростком. Николай то и дело оглядывался, чтобы спросить:
- Не устали?
- Нет! - бодро, как казалось им, отвечали ребята.
Николай, усмехнувшись, отворачивался и шёл дальше, переговариваясь с шедшим нога в ногу другом. Разговор был, по всему видать, интересный, если судить по дружному смеху подростков. Саня, напрягая слух, пытался понять, о чём говорят старшие ребята, но ничего разобрать не смог. К тому же, он с другом изрядно отстал от них и изо всех сил старался догнать ребят, от этого ещё больше уставая.
Когда они пришли на место, сил уже не осталось даже на то, чтобы отгонять противно звенящих комаров. Так и ухнули на сухой мох. Ваня Окайкин, постаны-вая, вытащил из заплечного мешка стеклянный пузырёк, заполненный чем-то тёмным.
- Что это у тебя? - с трудом ворочая языком, спросил Саня.
- Мазь от комаров, бабушка дала. Сама готовила.
- Что туда намешено? - скосил глаза на пузырёк Саня.
- Не знаю, она не говорила. Да и зачем мне? Главное, чтобы комары не жрали. - Мальчик, отвернув колпачок, потянул носом:
- Пахнет, конечно, не ах…
- Дай понюхать, - Саня с трудом поднял отяжелевшую руку, взял пузырёк, поднёс к носу.
- Фу ты, это же невозможно воняет, аж слёзы побежали!
- Это же не в рот или в нос, - засмеялся Ваня, - а только чуть-чуть на волосы да на одежду. Ни один комар ближе десяти метров не подлетит.
- Ну как, путешественники, дела? - спросил подошедший Николай.
- Нормально, - в разброд ответили ребята.
- Понятно, - сдерживая смех, произнёс Николай. Увидев пузырёк в руках у Сани, спросил:
- Что это у тебя? Приманка?
- Отманка, - засмеявшись, сказал Саня, - вся рыба удерёт.
- Зачем нам такое! Нам такого не надо! Иди, неси обратно!
- Это от комаров, - давясь смехом, сказал Ваня.
- Вот это дело! - Николай, сдёрнув рубашку, попросил:
- Давайте, ребята, намазюкайте мне спину, вся горит от укусов.
- На кожу нельзя, только на одежду.
- Витёк, подь сюда, - позвал Николай друга, - хватит тебе коптиться у костра. Тут мазь есть, комары в этот лес лет на десять дорогу забудут…
Всю ночь Николай ворочался, не в силах заснуть. И дело даже было не в комарах, которые, действительно, не залетали в избушку, басовито гудя снаружи.
Вспомнился старший брат. Как он там? После отъезда Михаила часто вспоминал его, тоскуя. Но вида не подавал. Держался.
А сейчас, белой июньской ночью, вдруг так схватило, сон пропал. Стараясь не шуметь, он вышел из избушки и, провожаемый звоном комаров, пошёл к остывшему костру. Достав из нагрудного кармана рубашки погромыхивающий спичечный коробок, подбросив в костёр сухих веток, чиркнул спичкой…
Пламя живо побежало по сухим веткам, весело затрещало. Добавив в костёр веток, Николай, оглянувшись на избушку, вытащил из кармана пачку папирос, закурил. Он не понимал, что творится в его душе в это раннее утро. Тоска, тревога, за брата Михаила, за отца с матерью, за Саню, мирно сопевшего на нарах, за Танюшку, общую любимицу… Из его головы не выходили слова Михаила: «Ребята, готовьтесь к войне!» Что ждёт их всех этим летом, осенью?..
Обхватив голову руками, он долго сидел у костра, смотря на пламя и не видя его… Забылся тревожным скоротечным сном уже перед рассветом, искурив полпачки «Казбека», оставшейся от Михаила. Снился ему странный сон. Мелькали какие-то тени, звучали невнятные голоса… Потом что-то вдруг ярко вспыхнуло, грохнул взрыв и, Николай, судорожно хватаясь за бревно, не котором спал сидя перед костром, открыл глаза, затравленно огляделся. Где-то стороной шла гроза, небо на горизонте яростно вспыхивало, грохотал, перекатывался гром. Сосчитав про себя время от озарившей полнеба молнии до грома, определил: гроза идёт стороной километрах в десяти, в районе Емецка…
Услышав шорох, он оглянулся. От избушки к костру шёл, зевая и потирая глаза, Саня. Увидев его, Николай поспешно побросал окурки в костёр.
Саня присел рядом. Глянул на брата. Увидев у костра окурок, спросил:
- Ты куришь?
Глянув на то место, куда смотрел Саня, Николай понял, что запираться бесполезно.
- Ты только отцу не говори!
- Больно надо! - покривил рот Саня. - Нашёл стукача. Это твоё дело.
Глянув на брата, спросил:
- Что не спишь?
- А ты? - вопросом на вопрос ответил Николай.
- Там твой друг так храпит, что спать невозможно.
- Может, не мазь, а храп его комаров-то отпугивает? - посмеиваясь, произнёс Николай. Саня, зевнув, засмеялся. Оглянувшись на избушку, заметил:
- Храп твоего друга не только комаров отпугивает. Вон и Ваня к нам идёт.
Ваня, примостившись на бревне, зевая, сказал:
- Можно к вам за компанию?
- Милости просим, - улыбнулся Николай. Приказал брату:
- Возьми котелок и сходи за водой. Чай сварганим.
Саня, с готовностью схватив котелок, помчался к озеру.
Глянув в сторону избушки, Николай со смехом заметил:
- А вон и исполнитель арии «не будите меня на заре» к нам дорогу топчет.
Ваня прыснул. Подойдя к костру, протяжно зевая, Витя проговорил:
- Покинули все меня.
- Что, слушателей лишился? - Николай засмеялся.
- Неужели храпел?
- Трактор тише работает, - подкидывая ветки в костёр, фыркнул Николай.
- Заливай больше! - Витя засмеялся. Потом, посерьёзнев, сказал:
- У меня сегодня выпускной в школе. Надо домой поворачивать. И так два дня тут комаров кормим. Рыбы наелись, месяц на неё смотреть не смогу. Да насолили ведра два. Как потащим-то?
- Своя ноша не тянет, - Николай повесил над костром принесённый Саней котелок с водой. - Чайку попьём и будем собираться. Завтра мне на работу надо.
Витя глянул на восходящее солнце, определил:
- Часов пять уже. Почему так получается, что на природе вообще спать не хочется?
- Поспишь тут с комарами да с храпунами…- усмехнулся Николай…
Когда ребята, изрядно устав, подошли к деревне, то увидели толпу у сельсовета.
- Что-то случилось, - всматриваясь, с тревогой в голосе произнёс Николай.
Ребята, не сговариваясь, направились к сельсовету.
- Что-то произошло? - поравнявшись с крайним седовласым стариком, стоявшим к ребятам спиной, спросил Николай. Дед оглянулся, и Николай узнал в нём дядю Колю Ермолина.
- Ждём важного правительственного сообщения, сынок, - дядя Коля прослезился. - Я так понимаю, война началась. Дрын им в задницу, этим фашистам…
Выматерившись, дядя Коля высморкался.
Выставленный в окне сельсовета динамик вдруг громко щёлкнул. Толпа, вздрогнув, замерла. И в этой тревожной тишине из громкоговорителя зазвучало:
- Граждане и гражданки Советского Союза! Передаём важное правительственное сообщение! Сегодня, 22 июня, в 4 часа утра, без объявления войны, немецко-фашистские войска вероломно вторглись на территорию нашей страны…
У Николая застучало в висках: «Ребята, готовьтесь к войне!..» Выходит, не зря он маялся в тот предрассветный час на озере. Предчувствие беды его не обмануло. И Михаил уже бьётся с врагами, нарушившими нашу границу…
От этой мысли Николаю стало зябко, тревожно на душе. Не дослушав сообщение, Николай побежал домой. Вбежав в избу, он со стуком поставил у порога ведро с рыбой, так неуместной сейчас. Отец, обхватив голову, понуро сидел за столом. Мать металась по избе, заламывая руки, причитала:
- Господи, господи, отведи нас! Спаси и сохрани сыночка, Мишеньку!..
Николай, не снимая обуви, прошёл к столу и тяжело опустился на жалобно заскрипевшую табуретку.
- Эхма, сынок! Вот и случилось то, чево ждали, - барабаня пальцами по столешнице, глухо произнёс отец, как-то по особенному вглядываясь в лицо сына.
Поднявшись из-за стола, со словами:
- Пойдём, сынок, на улицу, дело есть, - направился к выходу.
Николай последовал за ним.
Завернув за угол дома, отец остановился.
- Что, папа? - пытливо вглядываясь в лицо отца, спросил Николай.
- Ты…это…сынок, - отводя глаза, произнёс отец, - за старшого остаёшься. Маму, сестрёнку береги, брата. Я на тебя надеюсь.
- А ты куда? - спросил Николай и покраснел от неуместного вопроса, поняв, куда клонит отец.
- Я, сынок, завтра в военкомат собираюсь, - отец положил тяжёлую ладонь на плечо сына. - Сегодня сдам дела Николаю Савватьичу и…
Помолчав, добавил:
- До осени, думаю, управимся! Побьём супостата - и по домам.
Кашлянув, отец, крепко, до боли, сжав плечо сына, глухо произнёс, перед этим оглянувшись, чтобы проверить, нет ли поблизости кого, кому это не предназ-началось:
- Послушай, Коля, если со мной случится…- он заглянул в лицо сына. - Ты понимашь, о чём я?..
Рывком притянув отца к себе, Николай крепко обнял его, глухо произнёс:
- Не думай об этом, папа. Всё хорошо будет.
- Вот и хорошо, - облегчённо отозвался отец и, отстранив сына, улыбнулся.
Увидев скатившиеся по щекам сына блеснувшие на солнце слезинки, покачал головой:
- Ты это… сынок …кончай… Будь мужиком!
- Прости, папа, я справлюсь, - Николай отвернулся.
- Ты, сынок, иди домой, - отец подтолкнул Николая в спину, - побудь с мамой. Ничего ей не говори, я вернусь, сам с ней поговорю. - И, повернувшись, решительно направился к выходу…
Укладываясь спать, Иван Иванович, притянув жену к себе, зашептал на ухо:
- Слышь, Марфушка, я тебе сказать хочу…- И замолчал, подыскивая слова.
Марфа Ивановна, всхлипнув, прижалась к мужу.
- Не говори, не надо. Я и так всё знаю. Ко мне жонка Савватьича надысь прибегала, рассказывала, что собранье было, и председателем колхоза еённого мужа избрали. - И заплакала.
- Прости, Марфушка, меня, - виновато произнёс Иван Иванович, - что не сказал тебе раньше. Ты и так была вся на нервах.
- Что будет, Господи, что будет! - уткнувшись в плечо мужа, горько заплакала Марфа Ивановна.
- Наподдаём фашистам под зад, чтоб на нас ногу не задирали. До осени, думаю, управимся, - уверенно сказал Иван Иванович. Притянув жену к себе, зашептал на ухо:
- Ты, Марфушка, не обижайся на меня. Может, я когда тебя обидел, скажи.
- Чем ты меня мог обидеть-то, Ванечка! – ответила ему Марфа Ивановна.
- Я же с тобой как за каменной стеной всю жизнь прожила. Душа в душу. Помнишь, Ванечка, как ты ко мне свататься пришёл? Молоденькой ишо, только-только со службы возвернулся. В каком годе, запамятовала, было-то это?
- Так, почитай, аккурат за год до первой империалистической, - наморщив лоб, вспоминая, ответил Иван Иванович. – Завернул со службы к другу, Степану Окайкину. Гляжу, девушка идёт, до чего пригожа да складна, сердце защемило. Ну, думаю, моя будет. Подговорил друга свово в сваты. Так-то отец должон идти на смотрины, но он у меня умер за два года до этого. - Вздохнув, с грустью продолжил:
- Отец у меня мастеровой был, всё на заработки зимами в Питер ездил. Там и заболел чахоткой. Вот судьба-злодейка! Мать моя так больше ни за кого и не вышла, хотя сватался к ней один мужик вдовый. Положительный, серьёзный.
Прижав к себе всхлипывающую жену, негромко произнёс, почти прошептал:
- Ты, Марфушка, не забывай мою мать. Она уже старенькая, забери её к себе.
Они проговорили почти всю ночь, забывшись скоротечным сном перед рассветом…
Отец ушёл на фронт через неделю. Вся семья пошла провожать его. Уже с верхней палубы он, сложив ладони рупором, крикнул:
- Пока, дорогие мои! Ждите с победой осенью!..
Последние слова заглушил пронзительный гудок парохода. Трап моментально убрали, и какая-то женщина, в сбившемся платке, растрёпанная, с безумными глазами, бросившаяся по трапу на пароход, оказалась по грудь в воде.
Николай Минин, стоявший ближе к ней, поспешил на помощь.
На берегу завыли, а с парохода понеслась весёлая частушка:
Моя милка маленька,
Чуть побольше валенка!
В лапотки обуется,
Пузырьком надуется! И-иэха-а!..
Провожающие побежали по берегу, махая на прощание руками, платками. На берегу стоял сплошной вой, а с уходящего парохода драла меха тальянка. Многие на верхней палубе пустились в пляс…
Проводив отца на войну, Николай затосковал, осунулся. Мать почернела лицом, и как-то враз постарела. Танюшка ночами кричала во сне и звала папу. Саня вытянулся и стал казаться старше своих лет. Мать, ночами просиживая у беспокойно спавшей дочки, днями буквально валилась с ног от усталости. Но отдыхать ей было некогда, надо было сварить обед детям, и спозаранку идти на работу, доить
колхозных коров…
Так, в страшном напряжении прошло два месяца войны. С фронта поступали новости одна горше другой. Враг захватил Прибалтику, большую часть Белоруссии, Украины, пал Киев… Над родиной нависла страшная опасность. С фронтов стали поступать «похоронки», появились калеки…
Николай, стиснув зубы, сидел за рычагами трактора по десять-двенадцать часов, повторяя про себя как заклинание: «Всё для фронта, всё для победы!» Он весь почернел, высох, глаза ввалились. Повинуясь внутреннему убеждению, что его место не за рычагами трактора в тылу, а на фронте, механиком-водителем танка, чтобы давить гадов, посмевших напасть на родину, за которую уже бьются отец и стар-ший брат, и постоянно наведывался в Емецк, в военкомат, проситься на фронт.
Военком, завидев его, отчаянно махал рукой и гнал домой, повторяя, что без
детей справятся…
К концу лета многих парней, не достигших совершеннолетия, и девушек направили на оборонные работы. В их числе оказалась и Тася Зуева. Накануне отъезда Николай пришёл к Тасе домой, и молодые люди, несмотря на запрет матери Таси, Прасковьи Ивановны, прогуляли всю ночь напролёт. Решившись, Николай сделал девушке предложение пожениться. На что Тася, рассмеявшись, предложила подождать, пока жених не достигнет совершеннолетия. Сказала:
- Ты, Коля, не обижайся. Но я тебе не пара. Мне вот-вот девятнадцать стукнет, а тебе ещё восемнадцати нет.
- Мне, тётенька, восемнадцать исполнится двадцать первого ноября, так что не шибко ты меня и опередила, - Николай обиженно засопел.
- Ты парень хороший, и нравишься мне, - девушка легонько коснулась плеча парня. - Но подождать надо. Не время сейчас для этого.
- Я, Таечка, готов ждать тебя сколько надо, - Николай бережно взял в свою руку руку девушки, стал гладить своей загрубевшей от рычагов трактора ладонью…
На следующий день группу из ста человек, в их числе и Тасю, погрузили на пароход. Их провожал весь Емецк. Собрались женщины из ближайших и удалённых деревень. И опять на берегу стоял вой, люди бежали по берегу, махая отъезжающим руками и платками. Плакали навзрыд девушки, стоявшие на палубе парохода. Парни, вчерашние пацаны, отводя глаза, играли желваками…
Наступила осень. И вместе с ней пришли дожди, холода.
Враг наседал. Войска оставили Смоленск, Новгород Великий оказался в руках противника… Стало понятно, что скорой победы не будет. Все с тревогой вслушивались в сообщения с фронта. Над родиной, как никогда, нависла страшная опасность, враг стоял уже на пороге, рвался к Москве…
Николай, договорившись с дядей Мишей Пермиловым, что тот его подменит, постоянно мотался в военкомат. И военком, в конце-концов, сдался. В один из промозглых дней конца октября, он, завидев Минина, вздохнув, предложил присесть. Просмотрев дело призывника, сказал, потирая поседевшие виски:
- Тебе, Николай, двадцать первого ноября уже восемнадцать будет. Так что пока до фронта доберёшься, как раз наступит совершеннолетие. Что с тобой поделаешь, готовься. Завтра последний пароход перед ледоставом уходит в Архангельск. Собирайся! Завтра в шестнадцать, не забудь. Не опаздывать! С этой поры ты человек военный.
- Есть - не опаздывать! - Николай в возбуждении вскочил на ноги. - Спасибо вам, товарищ майор!
- О! Вижу, готов к несению службы! - Военком поднялся и, улыбнувшись, протянул руку. - Бывай, новобранец.
Когда Николай выходил из кабинета, услышал негромкие слова военкома:
- Чтоб этим фашистам повылазило! Таких пацанов на смерть посылаем!
Николай, вернувшись с Емецка, не решился зайти домой, боясь, что мать обо всём догадается. Побродив по деревне, он направился на Стрелку. В том месте, где сходятся реки, Ваймуга и Емца, любил Колька рыбачить. Место рыбное.
Вспомнив, как раньше, ещё девятилетним пацаном, ловил он рыбу вместе со старшим братом, горестно вздохнул: было время!
- Ничего, Миша, мы ещё с тобой половим рыбку, - произнёс он. - И папу с собой возьмём!
Вспомнив отца и его слова, сказанные за домом, тяжко вздохнув, произнёс, будто оправдываясь:
- Прости, папа, не мог я в стороне стоять, когда вы с Мишей воюете.
К вечеру подморозило. Небо очистилось от туч, мигали звёзды. Горела как прожектор, луна, освещая окрестность серебристым светом. Николай прошёл по чуть заметной тропинке на своё место, и, отыскав замытую песком корягу, присел. Мимо, журча, текли тёмные воды Емцы. От реки веяло промозглой сыростью.
В забытьи он просидел долго, пока окончательно не продрог. Очнулся он от хруста. Кто-то шёл по тропинке в его сторону. Понял, что это Саня ищет его, и окликнул:
- Саша, я здесь!
Вскоре Саня, запыхавшийся от быстрой ходьбы, появился у замытого песком дерева, присел рядом. Прижавшись к брату, спросил:
- Ты чего тут сидишь? Мама переживает, меня послала тебя найти. Походил по деревне, нигде никакого. Потом Сенька Богданов подсказал, что видел тебя, как ты шёл к Емце.
Николай притянул к себе Саню, со спазмами в голосе произнёс:
- Слышь, Саша, что я тебе скажу… - Сдерживая подкатившиеся непрошенные слёзы, умолк. Совладав с собой, выпалил:
- Я на фронт ухожу!
- К-к-как на фронт? - опешил Саня. - А как же мы? Мама, Танюха, бабушка, я? - Мальчик шмыгнул носом.
- Ты …это…Саня…кончай… Будь мужиком! - повторил слова отца Николай, и сам чуть не разревелся от острой жалости к брату, маме, сестрёнке, бабушке, престарелой матери отца. Что ожидает их в будущем? Вернётся ли он домой после войны?
Эта мысль его так поразила, что он, не желая, возбуждённо воскликнул:
- Нет, нет, этого не может быть!
Саня, прижавшись к брату, заплакал. Еле сдерживаясь, чтобы не разреветься, Николай, судорожно сглатывая подкативший к горлу комок, притиснул к себе кос-тистое, уже наливающееся силой, тело брата, насморочным голосом произнёс:
- Не реви давай! Не мужик, что ли? - И эти слова, сказанные нарочито грубо, возымели на младшего брата действие. Он, высморкавшись, перестал плакать и сконфуженно молчал, ожидая, что скажет старший брат.
Совладав с обуревавшими его эмоциями, Николай уже обычным голосом произнёс:
- Вставай, Саша, пошли домой! Дома уже заждались.
Подходя к дому, Николай зашептал на ухо Сане:
- Ты…это… маме ничего не говори!
- Могила! - клятвенно пообещал Саня и шмыгнул носом…
… Николай, не в силах заснуть, в конце-концов, поднялся. Ступая босыми ступнями по настывшему полу, прошёл к окну, присел на табуретку. От запотевшего окна вело холодом. Серебристый свет луны, пробиваясь сквозь крону черёмухи за окном, дрожал на подоконнике, высвечивая на запотевшем стекле сколь-зящие тени от голых ветвей дерева.
Рядом, неслышно пройдя из своего угла, присел Саша. Прижавшись к брату, молча сидел. Николай каким-то внутренним чутьём уловил, что Саша вот-вот разревётся, и крепко сжал бугристую от наливающихся силой мышц руку брата.
- Сырость не разводить! Остаёшься за старшего.
- Я тоже на фронт уйду! - Саша дёрнул плечом.
- А как же мама, Танюшка, бабушка? Как они без тебя-то будут? Ты о них подумал?
Саша тяжко вздохнул. А Николай вдруг вспомнил, как они втроём вот так же сидели у окна перед отъездом Миши, и защемило сердце. Боже, как давно это было! Словно уловив мысли брата, Саша с тоской в голосе произнёс:
- А, помнишь, так же вот с Мишей сидели? - И замолчал. Помолчав, добавил:
- Ещё до войны, понимаешь!
Николай рывком притянул к себе брата, глухо произнёс:
- Всё будет хорошо, Саша! Не переживай! После войны вот так же сядем вчетвером - папа, Миша, ты, я…
Утром за столом Николай поймал на себе пытливый взгляд матери. Стараясь
не выдать волнения, охватившего его, как только открыл глаза, забывшись скоро –
течным тревожным сном перед рассветом, сказал:
- Сегодня я поздно с работы приду, мама. Трактор чинить надо. А потом за сеном поеду с дядей Мишей. К ночи домой вернусь.
Мать, тяжко вздохнув, загремела посудой…
Появившись на работе, Николай нос к носу столкнулся с дядей Колей. Отведя Николая в сторону, Николай Савватьевич тихо спросил:
- В военкомат вчерась ходил?
- Да, - так же тихо ответил ему Николай. Оглянувшиь - нет ли кого поблизости, - добавил:
- На фронт ухожу, дядя Коля. В четыре вечера пароход отходит.
Тяжко вздохнув, Николай Савватьевич сжал плечо Николая и, пряча глаза, на которых блеснули слезинки, произнёс, почти прошептал:
- Бедны жонки, столь горя им выпало! Но ты, Коля, не переживай. Твою семью на произвол не бросим, все сообча будем. Всё перемогем. Бей их, гадов, отбей им охоту на нас ногу задирать!
Николай, стиснув зубы, весь день возился с ремонтом трактора. Михаил Пермилов молча помогал ему, изредка коротко взглядывая на Николая. Но с расспросами не лез. Около полудня, словно очнувшись, Николай, в упор глянув на Пермилова, произнёс:
- Пора, дядя Миша, мне. Сегодня в четыре часа пароход отходит. На фронт ухожу.
Михаил опустил свою тяжеленую ладонь на плечо Николая, вздохнув, произнёс с горечью в голосе:
- Совсем ишо пацан, и - нате! - на фронт.
Помолчав, добавил:
- Ну, бывай, Коля! Бей их, дави, сволочей! Может, встренемся там.
Крепко пожав Пермилову руку, Николай решительно направился в сторону дома.
- Встренешь там Мишу, привет от меня передавай! - крикнул вслед Михаил.
- Обязательно, дядя Миша!..
Дома никого, кроме бабушки и Танюшки, не было. Мать ушла на дневную дойку. Саня, по всей видимости, гостил у друга.
Стянув у порога сапоги, повесив тужурку на вбитый в стену гвоздь, поплескавшись у рукомойника, Николай прошёл к столу. Тотчас к нему на колени взобралась Танюшка. Баба Катя позвала:
- Танюшка, внученька, подь ко мне. Пусть Коленька поест. Ему на роботу надь.
Наскоро перекусив, Николай ушёл в свою комнату, и, запершись, вытащил из-под кровати уже упакованный вещмешок, оставшийся от Михаила. Пройдя к окну, он распахнул створки и, оглядевшись, не видит ли кто, выбросил мешок наружу. Закрыв окно, он вышел из комнаты и стал собираться.
- Коля, ты на лаботу сисяс? - Танюшка встала рядом, ожидая, пока Николай оденется.
- Да, Танюшка, - Николай взял на руки сестрёнку, прижал к себе. Внутри всё заклокотало. Встретившись взглядом с полными слёз глазами бабушки, Николай кожей почувствовал, что она поняла, куда он собрался, и, осторожно спустив сестрёнку с рук, с трудом выдавил:
- Только маме сразу не говорите. Прощайте! - И вышел, услышав за спиной рёв Танюшки. Проклиная всё на свете, он бегом бросился за дом, и, подхватив вещмешок, перемахнув через изгородь, ничего не видя и не слыша, направился к перевозу…
Пришёл в себя Николай только в Емецке. Подходя к дому военведа, он услышал, как его кто-то окликнул по имени. Встрепенувшись, Николай огляделся и увидел Сашу в обществе Вани Окайкина. Ребята подбежали к Николаю, схватили его за руки.
- Вы чего тут?
- Мы тебя провожать пришли, - Саша округлившимися глазами смотрел на старшего брата.
- Эх, ребята, шли бы вы домой. Холодища такая!
- Пока тебя не проводим, никуда не уйдём! - твёрдо ответил Саша.
Развязав вещмешок, Николай вытащил наружу перевязанную верёвкой гармонь, и, освободив, растянул меха. Заслышав звуки гармони, собравшиеся на берегу оживились, потянулись к Николаю.
Попробовав гармонь, Николай растянул меха и запел:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой,
С фашистской силой грозною,
С проклятою ордой…
Рядом стоявшие ребята с котомками за спинами нестройно подхватили…
До конца песню допеть не дали. Появившийся военком в сопровождении коренастого сержанта зычно скомандовал:
- Товарищи призывники! В две шеренги - становись!
Над площадью повисла тягучая тишина. Слышно было только, как хрустит под ногами строившихся призывников подмерзшая земля.
Когда призывники построились, военком, перекрывая шум толпы, громко произнёс:
- Товарищи призывники! Вашим непосредственным начальником до Архангельска будет сержант Пропалов. - Приглушив голос, произнёс:
- Командуйте, Николай Яковлевич!
Сержант, достав из планшетки бумагу, стал громко называть фамилии призывников:
- Костин Сергей Николаевич!
- Я!
- Три шага вперёд!
- Миркин Николай Петрович!
- Я!
- Три шага вперёд!
- Минин Николай Иванович!
- Я! - пересохшим от волнения голосом отозвался Николай.
- Три шага вперёд!..
Николай, придерживая рукой гармонь, протиснулся сквозь строй и встал рядом с Миркиным Колей, из деревни Фатеевы. Узнав Минина, Миркин растянул в улыбке побелевшие губы.
Закончив перекличку, сержант с чувством произнёс:
- Товарищи призывники! Сынки мои дорогие! На святое дело идёте, помогать отцам и старшим братьям бить ненавистного врага, фашистскую сволочь. Враг рвётся к Москве. Наша задача - не пустить его к столице нашей родины, и вышвырнуть его прочь как падаль, чтоб не смердил в нашем доме! Смерть фашистским оккупантам! Наше дело правое! Победа будет за нами!
Выждав немного, сержант скомандовал:
- Сынки! Слушай мою команду! На погрузку - шагом марш!..
Стоя на верхней палубе, Николай до боли в глазах вглядывался в толпу собравшихся на берегу провожающих, надеясь увидеть своего брата. Не найдя его, сложив ладони рупором, крикнул:
- Саша-а-а! Береги маму и Танюшку-у-у! Бабушку береги-и-и!
- Коля-а-а!- донёсся ослабленный шумом провожающих голос Саши.
И тут Николай увидел брата и его друга, которые бежали вслед уходящему пароходу, махая на прощание сорванными с голов шапками.
- Коленька-а-а! Сыно-о-о-ок! - донёсся до слуха Николая знакомый голос.
Он перевёл взгляд в сторону и увидел мать, которая, в сбившемся платке,
простоволосая, бежала по берегу.
- Мама-а-а! Прости меня-а-а! Я верну-у-усь!
Стоявший рядом паренёк всхлипнул. И тут Николаю пришли на ум стихи, то ли родившиеся сейчас, то ли услышанные где-нибудь ранее:
« Прощайте, рассветы,
Прощайте, закаты,
Уходят ребята на бой.
Не всем повезёт вернуться обратно,
Вернуться обратно домой…»
Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разреветься, сглотнув подкативший к горлу комок, Николай вдруг растянул меха гармони и над туманной рекой с парохода понеслось:
- Нынче бреют – не жалеют
И стригут – не берегут!
Наши русые кудёрышки
Метёлочкой метут!
- Тракториста любить
Надо подготовиться!
Надо мылом запастись,
А потом знакомиться! - подхватил стоявший рядом с Николаем Миркин Николай.
- Я отчаянный родился,
Всей деревне надоел!
Все старухи богу молят,
Чтоб скорее околел! - притопывая ногой и яростно растягивая меха гармони, пропел в ответ Николай.
- Вы не смейтеся над нами,
Мы вас хуже просмеём,
Хомуты на вас наденем
И в телегу запрягём! - не отставал от Минина Мыркин…
Таким и запомнился емчанам тот, последний пароход 1941 года, плывший, отчаянно сигналя, по тёмной, туманной реке с заберегами: по берегу, воя, бежали женщины, ребятишки, а с парохода неслись над стылой рекой развесёлые частушки, многие на палубе уходившего парохода пустились в пляс…
Многие ли вернутся назад - об этом никто из отъезжающих не знал, да и не задумывались над этим, стараясь не травить душу, отдаваясь бесшабашному веселью, чтобы скрыть острую тоску по оставленным на берегу мамам, братьям, сёстрам, до боли родным местам…
|