|
Заблокирован
Форумянин с 26.03.11
Сообщений: 78
Откуда: Архангельск
|
Уважаемые земляки! Я разместил на сайте свой новый рассказ под названием "Чужой амулет", о поисковиках, занимающихся благороднейшим делом, извлекая из небытия имена павших героев на полях былых жарких боёв. Плох или не очень мой рассказ - решать вам.
Всех - с праздником Победы!
АЛЕКСАНДР ДМИТРИЕВИЧ
чужой амулет
рассказ
Вахта Памяти подходила к концу. Позади горы перелопаченной вручную земли, разочарования от работы, проделанной впустую, в дни, когда на поверхность не подняты останки хотя бы одного солдата, коих в этих землях полегло великое множество. И неважно, свой, русский солдат, или немецкий, - перед Богом все едины. Но когда на поверхность извлекали истлевшие тела тех, кто в годы военного лихолетья жизней своих не щадили во имя спасения будущих поколений, души поисковиков переполняла гордость за свою работу, чувство удовлетворения от ощущения сопричастности к судьбам погибших и пропавших без вести героев, кости которых бережно уложены в гробы, ожидая своего часа, когда будут погребены с воинскими почестями спустя шестьдесят с лишним лет. Кто-то из родственников получит извещение с указанием места, где был обнаружен их отец, брат, дядя, и душа солдата, оплаканная, наконец-то успокоится. Когда на поверх-ность извлекали немногочисленные солдатские медальоны, их укладывали в отдель-ную коробку, чтобы потом с большими предосторожностями осмотреть находки, извлечь на свет Божий содержимое медальонов. Какое счастье испытывали поисковики, когда на скрученных бумажках отчётливо читались инициалы воина, номер части, полка! Содержимое тех медальонов, где было невозможно прочитать текст, осторожно укладывали обратно, чтобы потом передать на экспертизу. Попадались поисковикам и жетоны немецких солдат, их личные вещи, амулеты. Всё найденное ребята собирали в одну общую коробку, чтобы потом или похоронить вместе с останками немецких солдат, или передать найденное родственникам в Германию. Одно письмо, чудом отлично сохранившееся, пошло по рукам. Дошло оно до Алексея Уварова, из Архангельска, который учился на третьем курсе истфака Поморского Государственного. Отлично зная немецкий, он начал читать:
«Милая моя, дорогая Берта! Сорок третий новый год я встречаю вдалеке от тебя и своих любимых деток, Мариты и Курта, в этом ужасном месте, под Сталингра-дом. Русские бьются насмерть за каждую пядь земли, каждый метр сталинградской земли, будь она проклята, щедро полит кровью моих соотечественников. Всё сме-шалось, земля и небо, я не знаю, смогу ли уцелеть в этом аду. Сейчас, после стольких лишений, смертей, я начинаю сомневаться в правильности решений наших генералов. Поначалу я думал, что русских варваров легко победить, и шёл на вой-ну, наивно полагая, что я, преподаватель Мюнхенского университета, являюсь носителем идей прогрессивного человечества, и в моих силах остановить русских недочеловеков, которые угрожают независимости Германии. Так нас учил фюрер. Русские проявили чудеса героизма, защищая свои земли (раньше я считал это фанатизмом). Даже дети, мальчишки и девчонки, как один, поднялись на борьбу с нами. Только сейчас я понял всю тщетность наших усилий победить этот народ. Этот народ невозможно победить! История многих битв с русскими ясно указывает на это. Наши руководители, начавшие войну с русскими, недооценили их, не учли уроки истории. Сейчас, находясь в заснеженной России, с её ужасными морозами, в окружении, я начинаю понимать, что история войны с русскими - преступление против Германского народа со стороны нашего руководства, лично фюрера. Я пишу эти строки, боясь, что меня за это могут расстрелять как предателя. Но я не могу молчать, моя душа кричит от отчаяния, что, может статься, никогда не увижу ни тебя, моя любимая Берта, ни дорогих, горячо любимых деточек, Мариты и Курта. Передавай привет моим старикам! Храни вас Бог! С надеждой на невозможное - ваш муж и папа Вильгельм Кирх. Январь. 1943г.»
Алексей смолк и, отодвинув письмо, долго молчал, переживая в душе прочитан-ное. Молчали и другие, тесным кольцом окружившие стол. Спустя время, очнув-шись от дум, Алексей поднял глаза на командира:
- Было ещё что-нибудь?
Николай Иванович пододвинул металлический ящик. Порывшись в нём, Алексей извлёк наружу листок с гербовой печатью и, пробежав глазами по тексту, произнёс:
- Это приказ на Вильгельма Кирха от военного трибунала. Его расстреляли свои!
Аккуратно положив бумагу поверх письма немца, Алексей извлёк из ящика свёрток. На стол посыпались немецкие марки, письма, какая-то вещь, видимо, амулет. Просмотрев содержимое свёртка, Алексей произнёс:
- Это вещи Вильгельма, письма его жены, детские рисунки.
Подержав в руках предмет, похожий на амулет, Алексей, вздохнув, сказал:
- Это амулет, подаренный, по всей видимости, женой при расставании.
Один из поисковиков, Александр Катин, с Урала, взяв амулет, повертев его в руках, повесил себе на шею.
- Не надо бы тебе этого делать, - хмурясь, заметил Николай Иванович. - Нехо- рошо это. Я скажу тебе, что это принесёт тебе несчастья. Был случай…
- Всё это предрассудки, Иваныч, - уверенно заявил Катин, но амулет с шеи всё-таки снял и спрятал в нагрудный карман ветровки.
- На память. Это всего лишь безделушка, не более.
Внезапно начался настоящий ливень. Схватив письма и железный ящик со сто-ла, Алексей Уваров бросился в палатку. Прикрываясь кто чем, остальные последо-вали его примеру.
- Вот это чешет! - выглядывая из палатки, воскликнул Александр Катин, наблю-дая, как потоки дождя полощут доски стола. - Странно, дождя-то не предвещалось!
- Это звенья одной цепи - амулет и то, что ты его на себя нацепил, - недовольно заметил командир. - Говорил тебе…
- Просто совпадение, Иваныч, - перебил его Катин, - так сказать, стечение обстоятельств. А ты уже формулу выводишь!
- Да ну тебя, балаболка! - отмахнулся Николай Иванович. - Хоть кол на голове теши!
Выглянув наружу, произнёс с досадой:
- Вся работа насмарку, весь раскоп зальёт. И насос, как назло, накрылся.
- Раскоп, Иваныч, на склоне, - отозвался Катин, - прокопаем канаву…
Спустя минут пять ветер стих. Выглянув наружу, Алексей Уваров воскликнул:
- Оба – на! Дождь-то кончился!
- Хоть стол помыло! - со смешком заметил Катин. - А то развели свинарник. Бог-то всё видит!
- Вот балабол! - покачав головой, сказал Николай Иванович, вылезая наружу.
- Пойду, раскоп посмотрю!
Вскоре он вернулся с удивлённым лицом.
- Сколь живу, такого не видал. Раскоп-то абсолютно сухой. Дождь узкой полосой прошёл. Просто сказка!
- Вот это да-а! - озадаченно произнёс Александр Катин, почесав затылок.
- Слышь, Санька, - сказал рядом стоявший Николай Попов, из Питера, - выбрось ты к чёрту тот амулет! Зачем он тебе?
- Нет его у меня, - Катин вывернул карманы ветровки, - я его потерял, когда уносил ноги от ливня.
Спустя время из раскопа подняли ещё пятерых бойцов, двое из них имели при себе медальоны.
- Ещё двоих из забвения извлекли, - с удовлетворением произнёс Николай Иванович, голос его дрогнул. Алексей глянул на него и увидел, как слеза скатилась по чёрной от загара щеке командира, и поспешно отвернулся. Останки осторожно сложили на брезент, ожидая, когда придёт разбитый вдрызг «уазик» с гробами.
Машина прибыла к вечеру. В салоне были размещены два гроба. Остальные четыре были увязаны сверху на багажнике, поперёк. Поисковики вытащили гробы из салона, стали отвязывать остальные четыре. Быстро смеркалось. Решено было укладывать останки утром. Наскоро перекусив, большинство ребят разошлись по палаткам. У костра остались только самые стойкие. Алексей Уваров принёс гитару и над поляной зазвучало:
Почему всё не так? Вроде всё как всегда.
То же небо - опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя…
Ярко полыхало жаркое пламя костра, отбрасывая красноватые отблески на лица собравшихся в круг людей.
- Как всё-таки хорошо, что я решил съездить на Вахту Памяти. - Николай Попов подбросил хвороста в костёр. - Друг мой, Вася Никитин давно меня пригла- шал, да я всё отказывался. А этой зимой моего друга убили на остановке какие-то отморозки. Вася заступился за девушку. У него потом насчитали тридцать ножевых ранений, и только два смертельных. Вот я и решил в память о самом близком дру-ге съездить на Вахту Памяти. И не жалею. Раньше я считал, что плохих людей больше, а здесь понял, что ошибался. И теперь вы все для меня самые дорогие близкие люди. Друзья Васи стали моими друзьями.
Глянув на небо, Николай тихонько произнёс:
- Какая луна яркая! Светло хоть иголки собирай! - Он глянул в сторону и, внезапно, поражённый увиденным, вскочил на ноги.
- Что это? - крикнул он, указывая пальцем в сторону.
Все повернули головы в сторону, куда указывал Николай, и в свете луны увидели группу людей, идущих в стороне. Поразило всех то обстоятельство, что бредущие люди просвечивали насквозь! Одна фигура направилась в сторону сгру-дившихся около костра людей, ошалевших от увиденного. Подойдя к костру, тень протянула просвечивающие руки к костру.
- Хорошо! - как из-под земли прозвучал глухой с хрипотцой голос. Выпрямив-шись, тень протянула руку к Александру Катину:
- Слышь, друг, дай закурить!
Трясущимися руками Александр вытащил из пачки сигарету и, с трудом раскурив, протянул визитёру. Тот, взяв сигарету, со словами:
- Спасибо, друг. Бывайте, мужики! - пошёл в сторону ожидавшей его группы.
Из ближней палатки с диким воплем вырвался человек, за ним посыпались другие.
- Он вернулся! Он вернулся! А-а-а-а!..
Только с восходом солнца все решились вернуться к погасшему костру. Всё было на месте. Брошенная гитара сиротливо лежала на земле. При осмотре ребята не обнаружили никаких следов ночных визитёров. Николай Иванович полез в палатку и, спустя короткое время, появился, держа в руках блестевшую на солнце лезвием немецкую финку.
- Я же говорил вам, чтобы не брали с раскопов оружие!- гневно сверкая глазами, загремел Николай Иванович. - Вы за этим сюда приехали?!
Все растерянно смотрели на финку, брошенную рассерженным командиром на стол. Приблизившись, Алексей Уваров взволнованно воскликнул:
- Иваныч, а ведь эта финка того самого немца, Вильгельма Кирха, документы которого мы вчера обнаружили. Могу поклясться, финка эта оставалась там, в раскопе. Я её сунул в каску и прикопал. Не пойму, как она здесь оказалась, я уходил последний.
- Что ночью случилось, когда вы все как тараканы полезли из палаток? Меня-то чуть с ума не свели. Заорали над ухом, не помню, как из палатки ноги унёс. - Николай Иванович оглядел собравшихся.
- Не знаю, как и сказать всем вам, мужики! - отделившись от группы, произнёс Володя Смирнов, из Нижнего. - Не посчитайте меня дураком, но я видел немца в каске, с финкой в руке. Он залез в нашу палатку. Поначалу я подумал, что это кто-то из наших. Запах трупный появился, чуть не стошнило. Я и говорю: «Вы что там, черти, таскаете фигню какую-то! Дышать же нечем!» А в ответ слышу, бормочет он что-то вроде «донер веттер». У меня по немецкому языку твёрдая двойка была, но помню, что это в переводе на русский примерно «чёрт, побери!» Я зажёг фонарик и чуть не кончился, когда увидел, что этакое чудище в немецкой форме ползает по полу, что-то ищет. Больше я ничего не помню.
Николай Иванович, искоса глянув на Катина, перекрестился. Потом, посмотрев в сторону погасшего костра, распорядился:
- Уже седьмой час утра. Пора за дела браться.
Вскоре затрещал костёр, все засуетились, стали перемывать оставленную с вечера посуду. Наскоро перекусив, выпив чая, поисковики разошлись, лагерь опус-тел. Остался только водитель «уазика», который, чертыхаясь, копался в двигателе, который после ночной стоянки упорно не желал запускаться. Вернувшийся в лагерь Алексей Уваров подошёл к машине.
- Не получается, командир?
- Будь проклят тот день, когда я дал согласие сесть на этот пылесос, -
водитель, зло сплюнув, вытер ветошью испачканные руки.
- Разрешите! - предложил Уваров. - У моего отца такая же машина была. Капризная - просто жуть!
- Да бога ради! - водитель посторонился. - Достало меня это точило!
Алексей, склонившись над мотором, вывернул свечи. Протянул их водителю со словами:
- Будьте добры, погрейте их на костре, залило. Вообще, тут надо двигатель перебирать, компрессии нет, по всей видимости. У вас паяльная лампа есть?
- Валяется где-то. А тебе зачем?
- Двигатель надо погреть. Лампа - верное средство при падении компрессии.
- Хочется верить! - усмехнувшись, сказал водитель и направился к костру.
Вскоре двигатель, благодаря стараниям Алексея, заурчал, выпуская из выхлопной трубы густой сизый дым. По мере прогрева двигатель стал работать ровнее, количество дыма из глушителя уменьшилось.
- Ловко у тебя получилось, - похвалил водитель Уварова. - Машину водишь?
- Ага! Начал с «уазика», сейчас на «Рено-Логан» пересел. Классная машина!
- Ещё бы! Там машины для людей делают, не то, что у нас! Давай, я скажу командиру, ты сядешь водилой на этот агрегат. У меня уже мочи нет терпеть выходки этой развалины.
- Исключено, - улыбнулся Алексей, - я через неделю уезжаю к себе в Архан-гельск. Кончается моя Вахта. Теперь только на следующее лето, даст Бог!
- Жаль! - водитель вздохнул. - Сплошная невезуха!
Протянув руку, представился:
- Меня Сергеем Абрамовым зовут. Бывший мент. Сейчас на пенсии.
- Алексей Уваров! Студент ПГУ, истфак. - Улыбнувшись, заметил:
- Что-то вы для пенсионера молодо выглядите!
- Да? - Абрамов засмеялся. - Спасибо! Хорошо сохранился! Если серьёзно, в той системе, где я работал, сорок пять лет - потолок. Сорок пять исполнилось, будь добр, освободи занимаемую должность. И не волнует, что ты ещё крепок, здо- ровьем бог не обидел. Молодые уже в затылок дышат. На пенсии зимами работаю в охранной фирме, а вот летом езжу на Вахты Памяти. Это уже вторая вахта. Нисколько не жалею. Надо солдатиков-то похоронить!
- Это точно! Только благодаря им мы все живы. Случись по - другому - рус-ских, и не только их, поголовно бы истребили.
Глянув на Абрамова, Алексей попросил:
- Можно, я за руль сяду?
- Да бога ради!
Уже когда «уазик» пылил по дороге, Абрамов одобрительно сказал:
- Водишь ты машину хорошо, уверенно. Молодец!
- Спасибо! - улыбнулся в ответ Алексей. - Доброе слово и кошке приятно...
Когда прибыли на место, на них напустился командир отряда:
- Вы что там, поспать решили!
- Иваныч, не виноваты мы! - Абрамов хлопнул ладонью по капоту. - Никак не хотела заводиться эта мадам! Хоть тресни!
- Ладно, давай подъезжай к останкам, будем грузить, - смягчился Николай Ива-нович.
Гробы, сколоченные из не струганых досок, стояли в один ряд поодаль. Николай Иванович направился к брезенту, на котором были сложены останки. Поравнявшись, он глянул вниз и, взбешённый, круто обернулся к поисковикам:
- Вы что, совсем совесть потеряли?! Кто посмел измываться над останками!!
Недоумевая, бойцы поспешили к разъярённому командиру и увидели, что в челюсти сбоку лежавших останков кто-то засунул на две трети выкуренную папиросу.
Перекрестившись, Абрамов рассказал командиру о ночном происшествии. Выслу- шав, Николай Иванович, глянув на останки, уже обычным голосом произнёс:
- Я, конечно, слышал от других поисковиков нечто подобное, но сам лично никогда не сталкивался. Если вы не шутите, то…- не договорив, командир трижды перекрестился.
Опустившись на колени, Николай Иванович осторожно вытащил окурок из сомкнутых челюстей. И отпрянул назад, ему показалось, что в зияющих чернотой глазницах сверкнули яркие блики. Стоявшие рядом поисковики подхватили коман-дира, помогли подняться на ноги…
Уже вечером, когда тьма поглотила окрестности, когда луна плыла по небу, то и дело скрываемая набегающими тучами, поисковики, как и прежде, собрались у костра. Нервно прикуривая сигарету от чадящей хворостинки, командир отряда поделился с ребятами тем, что его напугало.
- Понимаете, мужики, каково мне было! Вытаскиваю я, значит, окурок, и вдруг чувствую чей-то взгляд. Глянул я на череп, Боже правый, показалось мне, что он на меня смотрит, глаза сверкнули. Больше я ничего не помню. Ни как падал, ни как меня под руки отводили в сторону.
Александр Катин, нервно ерзая на бревне, поднялся со словами:
- Нагнали страху, просто жуть. Лучше я спать пойду, иначе я до утра не доживу, кончусь или свихнусь.
Словно крадучись, тихонько ступая, он направился к палатке. Там он, раздевшись, забрался в спальный мешок и затаился. Сон не шёл, хоть глаза зашивай. К тому же, что-то в мешке мешало, больно упираясь в левую пятку. Вскоре Александру это надоело, и он, чертыхаясь, вылез из отсыревшего мешка. Нащупав электрический фонарь, зажёг его и, посветив внутрь мешка, увидел тот самый амулет, который он потерял, убегая от дождя.
- Так вот куда ты запропастился, будь ты неладен! - в сердцах произнёс Алек- сандр, и, вытащив амулет, посветив фонарём, не нашёл ничего другого как сунуть его в чужой рюкзак, стоявший неподалёку. Спать отчаянно не хотелось, и он, выбравшись из палатки, светя перед собой, направился в сторону речки.
- Ты куда это? - окликнул Катина кто-то из сидящих у костра ребят (по голо-су, похоже, что Уваров). - Смотри, утонешь, домой не приходи! - вызвав своим высказыванием дружный хохот.
- Вот остряк тоже выискался, - процедил сквозь зубы Катин, сплюнув под ноги.
Дойдя до берега речки, Александр походил, выбирая место. Поравнявшись с огромным валуном, он примостился на него, ощущая, как прокаленный за день камень отдаёт приятное тепло.
- Эх, хорошо всё-таки жить! - произнёс Александр и заключил:
- А жить хорошо - ещё лучше!
До его слуха донеслись звуки то ли флейты, то ли рожка. Посветив в сторону прибрежных кустов, Александр окликнул:
- Эй, кто тут? Нашли время!
В свете фонаря Александр увидел, как от присутствия кого-то невидимого дрогнули ветви прибрежных кустов.
- Эй, музыкант, выходи! Чего прячешься?
Но невидимый музыкант не откликался. Только слышна была тоскливая, раздирающая душу музыка. От игры невидимого музыканта у Александра поползли мурашки по спине. Сдерживая возникшую где-то изнутри дрожь, пересилив себя, он, освещая путь фонариком, направился к кустам. Но странное дело, игра на рожке, звучавшая только что из-за кустов, вдруг переместилась за спину.
- Что за чертовщина! - воскликнул Александр, оборачиваясь. В свете луны он заметил какое-то свечение, переместившееся в мгновение ока на противоположный берег речки. Теперь игра таинственного музыканта звучала с той стороны, куда переместилось мерцающее облачко. И столько в этой игре было безысходной, леде- нящей душу тоски, всплесков отчаяния, что Александру стало дурно. Не разбирая дороги, он рванулся к месту стоянки, провожаемый игрой невидимого музыканта…
- Что случилось? - вскочил на ноги Николай Иванович, которого чуть не сшиб растрёпанный, с безумными глазами, в одних трусах, насмерть перепуганный Александр Катин. С полчаса от него ничего не могли добиться, кроме невразуми-тельного мычания насчёт какого-то призрака. Александра усадили к костру, дали стакан с водой, и всем было слышно, как его зубы выбивают дробь о край стакана.
Постепенно Александр успокоился и сбивчиво рассказал о происшествии на реке.
- Вон что-о, - произнёс, выслушав его, Николай Иванович. - Знакомая история. Года два назад один мой знакомый из местных рассказал о пастушке, который погиб, упав с лошади. Лошадь понесла, и мальчонка, не удержавшись, свалился наземь, ударившись головой о валун. Да вы все тысячи раз проходили мимо него, он лежит в полукилометре от нашей стоянки, на берегу. Случилось это ещё до войны. И с тех пор нет-нет, и слышат люди игру на рожке того бедного пастушка. Я сколько ни ходил там, ни разу не слышал. Тебе повезло, открылся он тебе.
- Вам бы так повезло, - передёрнув плечами, отозвался Александр. - Я чуть не кончился от страха!
- А вы знаете, - подбросив хворост в костёр, произнёс Алексей Уваров, - я слышал, что души погибших бродят в месте гибели и не упокоятся, когда не наступит земной конец жизни. Иными словами, если человеку написано на роду жить лет так восемьдесят, к примеру, до того времени и душа страдать будет, искать пристанище.
- Смените, нахрен, тему. И без того знобит, - сердито бросил Катин.
- Действительно, что это мы! - Алексей Уваров тронул струны гитары и в ночной тиши зазвучало:
Я знаю есть
Характер свой
У каждого огня.
Но я бывалый костровой,
Не проведёшь меня.
Здесь голосов нестроен хор,
И тишина светлей.
Не за огонь люблю костёр,
За тесный круг друзей…
Разошлись по палаткам далеко за полночь. Многие бы сидели хоть до утра, но Николай Иванович приказным тоном сказал:
- Всем спать! Завтра похороны останков в посёлке. Прибудут высокие чины, а вы носами клевать будете.
Вздохнув, Алексей Уваров, придерживая гитару, направился к своей палатке. На процедуре перезахоронения он будет присутствовать впервые. Залезая в спальный мешок, он слышал, как сосед, Александр Катин, ворочаясь с боку на бок, вздыхал и никак не мог успокоиться. В конце концов, Алексею это надоело, он недоволь-но заметил:
- Александр, что ты убиваешься! Спать же мешаешь!
- Посмотрю я, как ты после завтрашней процедуры спать будешь! - отозвался Александр. - Я уже третий сезон тут, и никак привыкнуть не могу. Когда копаешь, землю просеиваешь, выбираешь осколки костей, черепа, как будто внутри всё запеклось, словно какая-то струна натянута. Но когда наступает процедура пере-захоронения, уже себя сдержать не можешь, слёзы рекой льются, ревёшь как пацан. И то же самое происходит со всеми поисковиками. Отчего так?
- Не знаю, наверно, нервы в тот момент сдают. Непросто выдержать, когда видишь перед собой большое количество гробов, - неуверенно ответил Алексей.
- Мне о том, что ребята как один плачут, рассказывал друг, Вася Никитин, - отозвался из угла Николай Попов. - Я этого никогда не испытывал, но у меня на душе неспокойно. Как перед экзаменом. Выдержу ли?
- Самое обидное - слышать в свой адрес нелестные слова какого-нибудь зажрав-шегося чинуши: опять, мол, эти долбанные поисковики за своё взялись, не дождёшься. Ему, видишь ли, не терпится поскорее закопать останки и, нажравшись дармового коньяка, укатить на машине с чувством исполненного долга. Того, свинья, не понимает, что только благодаря вот этим неоплаканным солдатикам он живёт и процветает. В противном случае, его вообще бы не существовало, или, в лучшем случае, свиней какого-нибудь Ганса пас, и жрал бы из корыта, - произнёс с раздражением Александр Катин.
- Подобные моральные уроды погоды не делают, - ответил Алексей Уваров. - Уверен, благодарных людей во сто крат больше. Давайте, ребята, поспим чуток, устал я сегодня. У меня самого душа не на месте, будто все те солдаты, которых отрыли, самые близкие родственники…
Ранним утром всех подняли звуки удара о подвешенный рельс. Зевая и потирая глаза, ребята стали вылезать из палаток, строиться.
- Дорогие мои соратники! - взволнованно, оглядев строй, произнёс Николай Иванович, - Скоро мы все разъедемся в разные стороны. У каждого начнётся своя жизнь, работа, учёба… Но через год мы вновь соберёмся в прежнем составе. Может, нашего полку прибудет: кто-то из вас привезёт сюда своих друзей. И так мы, не мы, так другие, будем ездить, пока не будет захоронен последний солдат. Только тогда война будет считаться оконченной. Почтим память оставшихся тут солдат, и поклянёмся, что вновь вернёмся в эти места на следующий год, чтобы продолжить начатое святое дело: извлекать из небытия имена наших защитников. Клянёмся!
- Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся! - прозвучало над лагерем.
Развернувшись, Николай Иванович направился в сторону, где совсем недавно велись поисковые работы.
- Куда это он? - шепотом спросил Уваров у Александра Катина, идущего рядом.
- Идём прощаться с теми, кто остался там, в земле, - также шепотом ответил ему Александр. - В нашем отряде традиция такая. Каждый год.
… Стоя по примеру Николая Ивановича на коленях, Алексей почувствовал, как тугой комок подкатил к горлу, в носу защекотало. С трудом сдерживая подступив- шие слёзы, Алексей украдкой осмотрелся и увидел, что то же самое происходит с остальными. Суровый на вид, казалось, его ничем не проберёшь, Володя Смирнов, из Нижнего Новгорода, плакал, закрыв лицо руками. Всхлипывал рядом стоящий Александр Катин…
… Алексей Уваров впервые видел такое большое количество гробов, стоявших на краю ямы, выкопанной экскаватором. Дно братской могилы было выстлано еловыми ветками. Сквозь слёзы глядя на гробы, Алексей вспомнил, как он с товарищами весь вечер обрабатывал паяльными лампами не струганые доски гробов, чтобы домовины выглядели красивее. А останки лежали на дне гробов, и, казалось, смеялись. Им уже всё равно где лежать, в земле или домовине, в домовине-то, конечно, лучше. Глядя затуманенными от слёз глазами на оскаленные черепа, Алек-сей, словно извиняясь, что тревожит останки, шептал: « Простите, парни, вам это уже не нужно. Но это нужно нам, живущим, чтобы потом не стыдно было… Мне стыдно за наше государство, которое обрекло вас на забвение. И похоронить-то по - человечески не могут… Сколотили какие-то ящики, срам один. Простого сатина не нашлось. Зато у чиновников что ни дача, то дворец… Всю страну разворовали… Стыдно мне перед вами, мужики…»
Спускаясь по скользкой земле на дно могилы, неся на руках очередной гроб, Алексей каждый раз, оступаясь, шептал:
- Прости, парень, я не хотел. Скользко после дождя. Прости…
Когда гробы были уложены на дне ямы, экскаватор начал зарывать могилу. Алексей протиснулся сквозь толпу к краю могилы и, подхватив горсть земли, бросил на ближайший гроб. То же самое сделали остальные поисковики.
Когда могила была зарыта, окружившие могилу поисковики стали нарывать холм. Работая, Алексей спиной почувствовал чей-то взгляд. Оглянувшись, он увидел полного мужчину с заплывшими глазками, который стоял поодаль в окружении свиты. Недовольно глядя в сторону поисковиков, он что-то говорил рядом стоящему мужчине. Взгляды их встретились. Алексей почувствовал дрожь в руках, пальцы крепко сжали черенок лопаты. «Врезать бы тебе по жирной роже-то! - с непри-язнью подумал Алексей. - Смотрит он, вишь ли, что-то выговаривает. Не можем мы вот так просто зарыть могилу. Не по-человечески это…»
Все как один поисковики опустились на колени. Запели:
Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось,
Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
Как на Руси повелось…
Алексей, не сдержавшись, заплакал. Та пружина, что натягивалась долгие два месяца, которые он провёл в поисковом отряде, просеивая руками землю в поисках останков, не выдержала и лопнула. Хлынувшие слёзы залили лицо, его начало трясти.
Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мёрзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, бился на Волхове,
Не отступив ни на шаг…
«Боже, что это со мной? - обрывочно думал Алексей. - Душа разрывается… Солдатики, ребятки, простите нас… Мы неправедно живём, не такой доли вы хотели, умирая… Господи, как больно-то!.. Простите нас, парни…»
Как будто издалека, звучала песня:
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу…
«Боже! Боже! Боже!.. Спаси их, помоги им обрести покой!.. Они заслужили это!.. Спаси их души, Господи!.. Помоги, Боже, мне дорогу найти, запутался я…»
Будут в преданьях навеки прославлены,
Под пулемётной пургой,
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой…
«Боже, больно-то как!.. Как нам оправдаться перед вами, ребята!.. Вы не думали, что потом будет со страной, вы просто отдали за неё свои жизни… Боже, как стыдно-то мне перед вами!..»
Встанем и чокнемся кружками стоя мы,
Братство друзей боевых,
Выпьем за мужество павших героями,
Выпьем за встречу живых!
Очнулся Алексей оттого, что наступила полная тишина. Оглядевшись, он увидел, что поисковики стали подниматься с колен. Поднявшись, отряхнув с колен налипшую глину, он услышал взволнованный звонкий детский голосок:
- Мама, мама, смотри, журавлик летает!
Подняв глаза к небу, Алексей увидел невесть откуда взявшегося серого журавля, который кружил над захоронением.
На память пришли строки известной песни, и Алексей, тронув струны гитары, которая всё это время висела у него на груди, запел:
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…
Голос его звенел, и столько в нём было боли, печали, что многие, не выдержав, стали подпевать, и звенел над общим нестройным хором звонкий детский голосок, старательно выпевающий каждое слово…
Уже находясь в погромыхивающем вагоне поезда «Москва – Архангельск», Алексей вновь и вновь вспоминал то время, когда он, глядя в небо, на кружившего в выси журавля, пел и слышал, как большинство окруживших его людей подпевали ему, вспоминал и плакал. Пил водку, чтобы заглушить боль, и плакал, сбивчиво объясняя соседям по вагону причину слёз. Окружившие его молодые ребята, до этого весело поющие под гитары туристские песни, присмирели. Одна девушка, глядя на Алексея Уварова, произнесла:
- Что вам выпало пережить, просто ужас! Я бы так не смогла!
Алексей, вновь и вновь вспоминая удаляющегося журавля, мальчика шести лет на вид, которому улыбнулся сквозь слёзы, подняв затуманенные алкоголем глаза, ответил:
- Вам это кажется. Я также считал, что не смогу. А вот смог же. И на следующий год поеду, твёрдо решил. Надо солдатиков-то похоронить!
- Куда надо обратиться, чтобы поехать в поисковый отряд? - задал вопрос сидевший рядом чернявый паренёк.
- В местное поисковое отделение. В Архангельске оно находится по адресу Попова, 18.
- Ребята, давайте, на следующий год поедем в поисковый отряд! - воскликнул паренёк.
- Давай!
- Ребята, не надо об этом говорить так же легко, как о турпоходе. Там не каждый выдержит, поднимать из земли останки - не самое приятное занятие, - Алексей, оглядев ребят, пристукнул ладонью по столу.
Помолчав, добавил:
- Но нужное!
Снилась Алексею изрытая воронками степь. Кругом торчали искорёженные стволы пушек, дымились подбитые танки, ярко полыхали перевёрнутые машины… И везде, куда ни глянь, трупы, трупы, трупы… Алексей, зажав нос платком, шёл по этой жуткой бесконечной степи, стараясь не смотреть на распухшие на жаре трупы с оторванными головами, вспоротыми животами… И над всем этим жутким местом плыл колокольный звон, он, казалось, исходил откуда-то сверху, из-за облаков, низко и скорбно плывших над выжженной землёй. Воздев руки к небу, Алексей, срывая голос, кричал: «Господи! Спаси и Сохрани! Спаси и Сохрани! Спаси и Сохрани!..» Ветер гнал по степи горячий, как из печи, воздух, густо настоянный трупным запахом, от которого мутило и кружилась голова. Колокольный звон крепчал, грохот невидимых колоколов превратился в набат, у Алексея заложило уши…
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Откуда-то издалека донёсся голос:
- Парень, очнись! Парень, очнись!
С трудом разлепив налитые свинцовой тяжестью веки, Алексей увидел склонившуюся над ним девушку.
- Простите, вы кричали во сне, - с участием глядя на него, говорила девушка. - Вам плохо?
- Приснился кошмар, который и вспоминать жутко, - с трудом ворочая языком, ответил Алексей. Голова его гудела, виски нестерпимо ломило, накатывали приступы тошноты. Откуда-то из недр рюкзака пробивался звонок мобильного. С трудом поднявшись, Алексей долго развязывал затянувшийся узел на рюкзаке, копался внутри, пытаясь отыскать разрывающийся от звонков телефон, ворча недовольно:
- И надо же было мне, идиоту, так затудорить телефон, что и не найдёшь!.. Сейчас, сейчас найду я его… Вот раззвонились-то!.. Кому-то неймётся!.. Сейчас, сейчас!.. Боже, как мне хорошо, просто жуть! И так голова разрывается, а тут ещё раззвонился кто-то!..
Отыскав, наконец, телефон, он, глянув на табло, с тревогой в голосе произнёс:
- Странно, мама звонит! Что-то случилось?
- Алло, мама! Я слушаю! Что случилось?
- Ты где, сынок? - сквозь плач отозвалась мама. - Приезжай скорее, бабушка при смерти.
- Что с ней? - не поверил Алексей. - Я же с ней вечером разговаривал, всё хорошо было!
- Инсульт у неё был, на «скорой» в больницу увезли! В тяжёлом состоянии она!
- Мама, я сейчас в поезде, часов в двенадцать буду в Архангельске. Жди меня! Съездим с тобой в больницу к бабушке! Папа где?
- В Чечню с отрядом омона отправили!
- Вот те раз! Мама, не переживай, всё хорошо будет! Жди! Скоро буду!
Время как будто остановилось. Поезд полз непозволительно медленно, как казалось Алексею, подолгу задерживаясь на станциях. Алексей, мысленно торопя машиниста, поминутно выскакивал в тамбур. В очередной раз, выбежав в тамбур, он столкнулся с группой ребят, с которыми выпивал накануне.
- Здравствуйте! - хором сказали ребята.
- Привет, ребята! - ответил Алексей. - Закурить есть?
Насчёт «закурить» вылетело у него спонтанно, он не курил, и терпеть не мог, когда кто-нибудь рядом дымил сигаретой.
Чернявый паренёк протянул пачку «Мальборо».
- Кури!
Алексей, взяв сигарету, нервно закурил. От сигаретного дыма в горле запершило, он закашлялся.
Паренёк протянул Алексею бутылку пива:
- Хлебни, Алексей, помогает. Вижу, карает тебя со вчерашнего.
Алексей отвёл руку чернявого:
- Ой, не тряси ты передо мной бутылкой, от одного запаха тошнит.
- Витя, что ты пристал к человеку, - недовольно произнесла вошедшая в тамбур девушка, которая разбудила Алексея. - Ему и так не по себе, бабушка умирает!
- Прости, Алексей, я не знал, - Витя сжал плечо Алексея. Повернувшись к девушке, произнёс:
- А ты-то, Настюха, откуда знаешь?
- Телефонный разговор слышала. Надо быть непроходимой тупицей, чтобы не понять!
Витя повернулся к Алексею:
- Знакомься, это моя сестра Настюха! Всего-то на пять минут меня старше, а задаётся!
- Не Настюха, а Настя, - поправила брата девушка, улыбнувшись Алексею.
Краешками губ улыбнувшись девушке, Алексей ответил:
- Ты же нас ещё вчера знакомил. Забыл?
- Да-а? Что-то со мной неладно, - Витя поскрёб затылок.
- Пить меньше надо, - заметила сестра. - Как только домой приедем, папе с мамой всё расскажу!
- Вот и приглашай после этого таких вот в турпоход, - скорчил недовольную гримасу Витя. - Предательница!
Общение с ребятами несколько снизило нервное напряжение Алексея, возникшее после телефонного звонка.
Глядя на Настю, улыбнувшись, Алексей предложил девушке сходить в ресторан. Настя согласилась. Девушка с первого взгляда понравилась Алексею, не в пример брату, беленькая, аккуратная, с розовыми щеками и васильково-синими доверчивыми глазами, с пушистыми ресницами. На её лице не было ни грамма косметики, именно это нравилось в девушках Алексею. Отчего-то вспомнилась его школьная любовь, одноклассница Татьяна Тетерина. У Алексея заныло сердце. И его неодолимо потянуло в недавнее прошлое, казавшееся таким бесконечно далёким…
… Был май, последний год учёбы в школе. Впереди экзамены, другая жизнь, волнующая своей неизвестностью кровь в жилах. Алексей точно запомнил дату: двадцать пятое мая 2006 года, в тот день был последний звонок.
… Утром Алешка проснулся с ощущением чего-то смутного, неопределённого. В окно сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивались лучи солнечного света, в комнате царил полумрак. На стене равномерно тикали часы. Луч света плясал на циферблате, высвечивая время: шесть часов тридцать минут. Пора подниматься, собираться в школу. Вставать не хотелось, Алёшка пребывал в состоянии блаженного счастья, навеянного сном. Одновременно с ощущением счастья он чувствовал на сердце горечь потери.
Перед глазами всплыл образ какой-то девушки, с которой, снилось, он прогулял всю ночь напролёт. То они шли рука об руку по тенистой аллее, весело переговариваясь, смеясь по любому поводу. То вдруг оказывались у реки, ярко голубеющей среди зелёных берегов. Смеясь, они плескались друг на друга водой. Алёшка смотрел на свою спутницу, черты лица которой напоминали лицо девушки, имя которой он вспомнить не мог, как ни пытался. Спросить, как зовут его спутницу, Алёшка не решался. Дожил: забыл имя хорошо знакомой девушки! Засмеёт! Он не понял, как девушка оказалась в лодке, лодку понесло течением на стремнину. Алёшка, не раздумывая, бросился в воду. Его накрыло волной от проходящего парохода. Вынырнув рядом с лодкой, он не обнаружил девушки. Рывком забравшись в покачивающуюся на волне лодку, Алёшка огляделся и увидел, что его недавняя спутница, стоя на верхней палубе уплывающего парохода, машет ему рукой.
- Я найду тебя, любимая! - прошептал Алёшка, ощущая в груди прилив нежности и печали…
Войдя в свой класс, Алёшка громко произнёс:
- Здравствуйте – всем!
Пройдя к своей парте, он почувствовал спиной чей-то взгляд. Обернувшись, он встретился глаза в глаза с Таней Тетериной. Ему показалось, лицо девушки вспыхнуло, она поспешно опустила глаза. И тут Алёшка вспомнил недавний сон. Та девушка из сна была поразительно похожа на Таню! И Алёшка всей душой ощутил прилив нежности к этой невысокой, хрупкой на вид девушке, понял, что любит её. От этой мысли ему стало жарко, лицо вспыхнуло. Весь день он был сам не свой. Ему хотелось подойти к Тане, заговорить с ней, но им овладела непонятная робость, побороть которую он так не смог. Потом настала экзаменационная пора, Алёшка с головой ушёл в повторение пройденного материала, экзамен сменялся экзаменом. Казалось, им не будет конца. Алёшка похудел, глаза ввалились. Глядя на своё отражение в зеркале, он уже сомневался, что Таня ответит ему взаимностью. Она вон какая красавица, а что он, обыкновенный парень, с затрапезной внешностью! Так думал Алёшка. К тому же, около Тани увивался её сосед по парте, смазливый, самоуверенный, которого Алёшка терпеть не мог за дутый снобизм. Она не отталкивала его, весело болтая с ним на переменах. Когда взгляды её и Алёшки пересекались, она менялась в лице, как казалось Алёшке, в её взгляде сквозило раздражение. И Алёшка с горечью в душе понял, что он ей не интересен.
Прошло время, закончилась экзаменационная пора. Идя на выпускной вечер, Алёшка твёрдо решил поговорить с Таней. Но это ему не удалось, около неё вертелся всё тот же сосед по парте. Покоробило Алёшку то, что тот наглец принародно поцеловал Таню в щёку. И она, улыбнувшись ему, как показалось Алёшке, с раздражением посмотрела в его сторону. У Алёшки заныло под ложечкой, ему показалось, что внутри оборвалась туго натянутая нить, на душе стало пусто, одиноко. Сосед по столу заметил:
- Лёха, что ты как на похоронах! Веселее будь, кончилась наша кабала!
Через силу улыбнувшись соседу, Алёшка процедил:
- Голова трещит, спасу нет.
- Сходи на воздух, освежись.
- Пожалуй, так и сделаю.
Поднявшись, Алёшка, стараясь быть незамеченным, направился к выходу. Уже в дверях он оглянулся и увидел, что Таня глядит ему вслед, и столько боли, растерянности было в её глазах, что у Алёшки перехватило дыхание. Посчитав, что ему всё это показалось, Алёшка решительно вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Словно оборвал всё то, что связывало его с прежней жизнью, с его любовью…
Продолжение истории со школьной любовью произошло, когда он вернулся из армии. Мать, встретив сына, расплакавшись, прильнула к его груди. Вечером, за столом мать поделилась с сыном:
- Видела на днях мать твоей одноклассницы, Тани Тетериной. Мы с ней разговорились, и она поделилась со мной тем, что её дочь любит тебя и хочет выйти за тебя замуж. А что, сынок, она хорошая девушка, подумай.
От всего произнесённого у Алексея отвалилась челюсть. Он растерянно переводил взгляд с матери на отца, с отца на сестру. Сестра отводила взгляд в сторону, это показалось Алексею странным.
Спустя неделю мать сообщила:
- Видела мать Тани Тетериной. Таня домой в гости приехала. Ждёт тебя.
У Алексея запела душа. Таня тоже любит его! Никогда ещё он не был так счастлив! Сестра, с которой он был в ссоре, видя его сборы, произнесла:
- Никак к Танечке своей собираешься?
- Тебе - то что? - огрызнулся Алексей.
- Мне-то всё равно, - фыркнула сестра. - Но ты не обольщайся насчёт своей Танечки. Она просто прошвырнуться с тобой хочет. Мол, на безрыбье и рак рыба, я от девчонок-то всё слышала. А там, где она учится, у неё без тебя кавалеров хватает.
Глядя с ненавистью на сестру, Алексей процедил:
- Размазать бы тебя за такое по стенке!
Сестра скользнула в свою комнату и заперлась. А Алексей, раздевшись, молча ушёл в свою комнату. Он не вышел даже к ужину. Спустя три дня, молча собравшись, Алексей уехал в Архангельск, никому не объясняя причину отъезда.
В Архангельске на автовокзале он нос к носу столкнулся с Татьяной. Она, увидев Алексея, засияв глазами, пошла ему навстречу. Наткнувшись на взгляд, полный ненависти, она, опешив, остановилась. Алексей, смотря прямо перед собой, молча прошёл мимо…
… Из глубокой задумчивости Алексея вывел голос:
- Алексей, что с вами? Вам плохо?
Очнувшись, Алексей огляделся. За окном тамбура медленно проплывали строения какого-то полустанка. Проводив глазами пыливший по дороге грузовик, Алексей отвернулся от окна. Настя стояла рядом, с участием глядя на него.
- Простите, Настя, задумался я.
- Вы как-будто оцепенели, - девушка коснулась плеча Алексея. - Вам плохо?
- Вспомнилось то, о чём и вспоминать не хочется, - Алексей глазами улыбнулся девушке. - Долго я тут столбом стоял?
- Да нет, минуту, не более.
- Прочь все воспоминания - Алексей тряхнул головой, и, улыбнувшись, взял Настю под локоток. - Я, кажется, приглашал Вас в ресторан. Прошу. Кстати, нам пора перейти с официоза на «ты». Согласны?
- Да! - Настя глянула своими синими улыбчивыми глазами в глаза Алексея. От её взгляда у Алексея ёкнуло сердце…
Уже сидя за столом в ресторане, Настя поделилась:
- Мы с братом давно планировали съездить в Самару, на Грушинский фестиваль. В это лето, после второго курса ПГУ, всё-таки решились. Потрясающее впечатление!
- О «Грушинском» знаю, но вот ни разу не был там. - Алесей вздохнул. - Как-то не сложилось. Валерий Грушин учился в Куйбышевском авиационном институте, в августе тысяча девятьсот шестьдесят седьмого он погиб, спасая тонувших детей на сибирской реке Уде. Знаю, что он был лидером не только факультета, но института в целом. Он организовал группу «Поющие Бобры». И вообще, он, по воспоминаниям его друзей, был очень интересный, целеустремлённый парень. Любил походы. И каждый раз, возвращаясь из похода, привозил новые песни. Голос у него хороший был. Побольше бы таких парней, мир бы лучше был, светлее. Домой в Рикасиху приеду, подберу для тебя о Грушине всю информацию, я много чего о нём с Инета скачал. Кстати, ты на кого учишься?
- Я учитель математики и информатики. А брат учится на физкультурника. Хотя мы с ним и родились почти одновременно, но по характеру, вкусам совершенно разные. После Грушинского мы вместе поехали от универа в детский оздоровительный лагерь, в Анапу, воспитателями. Понравилось. Брат у меня заводила, часто организовывал походы. Дети в нём души не чаяли. Когда уезжали, один мальчик брату моему свою картину подарил. Мой брат его сестру спас, когда она тонуть стала.
- Так, молодые люди, что будете заказывать? - спросил подошедший долговязый парень с блокнотом в руках.
- Морс будешь? - спросил Алексей у Насти. Та согласно кивнула. Посовещавшись, молодые люди заказали по окрошке, гуляшу.
Окрошку Алексей съел с аппетитом, а вот к гуляшу даже не притронулся. Сразу перешёл к морсу.
- Ты чего гуляш-то не ешь?
- Глазами бы съел, уж больно аппетитно выглядит. А вот желудок не принимает, - Алексей, глянув на Настю, страдальчески поморщился. - Как говорил мой взводный, есть хотел как волк, наелся как паук.
Настя в ответ засмеялась…
На перроне молодые люди обменялись номерами телефонов. Алексей, подхватив тяжеленный рюкзак, помахав на прощание рукой, почти бегом направился к автовокзалу. Ему повезло. Успел на «Северодвинский», уже пытавшийся отъехать от места посадки. Уже в салоне, поудобнее устроившись, Алексей вытащил из нагрудного кармана сотовый, набрал домашний номер. Трубку подняла сестра. Услышав её голос, поздоровавшись сухо, Алексей попросил к телефону мать.
- Сынок, ты где? - прозвучал в трубке расстроенный голос матери.
- Мама, я уже выехал. Готовьтесь! В Емецк поедем на своей машине. Как бабушка?
- Не знаю. Не могу дозвониться до свояченицы.
- Не расстраивайся, всё хорошо будет. Пока!
Глядя за окно автобуса, Алексей мысленно торопил водителя, в душе переживая за больную бабушку, за маму, за сестру. Он поймал себя на мысли, что ему очень не хватает общения с Алёнкой. Их ссора затянулась на долгие три года. Он много раз пытался наладить с ней контакты, но всякий раз, вспомнив обидные слова, переданные сестрой, останавливал себя, в душе закипала злость, обида. Если бы он узнал о своей девушке из личного общения, ему было бы легче пережить разочарование. А вот так, от других людей, как обухом по голове, - этого он сестре простить не смог, как ни пытался. Несмотря ни на что, он продолжал любить Таню, невыносимо страдая от этого. Слова, брошенные сестрой, повлияли на его отношение к девушкам. Нет, он не возненавидел их, просто не доверял. Вспомнив свою недавнюю знакомую по купе, Алексей ощутил в груди прилив тёплых чувств. Впервые девушка вызвала к себе доверие. Человек с такими ярко синими доверчивыми глазами не способен на обман. Вспомнив Настю, Алексей, улыбнувшись, поудобнее устроился и закрыл глаза…
Вскинувшись, Алексей открыл глаза и посмотрел за окно автобуса. Мимо проплывал посёлок Лайский Док. Вот это поспал! Чуть свою остановку не проехал! Вскоре замелькали с детства знакомые места, и автобус, затормозив, остановился у остановки, пшикнув открывающимися дверями. Неся перед собой тяжеленный рюкзак, Алексей прошёл к выходу. В маленьком верхнем кармашке рюкзака что-то острое больно упиралось в грудь. Ничего такого там быть не должно. На остановке он хотел посмотреть, что же там такое, но, передумав, забросил рюкзак за спину и скорым шагом направился к дому. Завернув за угол, он увидел мать и сестру, и, вскинув руку, громко позвал:
- Мама, Алёна, я здесь!
Увидев Алексея, они направились к нему…
Отворив дверь в квартиру своим ключом, Алексей был встречен радостным лаем семейного любимца, овчарки Мухтара. Сбросив надоевший рюкзак, Алексей прижал с себе плачущую мать, стал гладить её по поседевшей голове. С острой жалостью он подумал: «Боже мой, как поседела мама!» Сестра, стоявшая рядом, несмело протянув руку, уткнулась ему в плечо. Почувствовав, что она плачет, он провёл рукой по её голове, ощутив в груди тёплые чувства к сестре. Мухтар крутился вокруг, больно стегая хвостом, пытаясь обратить на себя внимание…
Немного успокоившись, стали готовиться к поездке в Емецк. Алексей, вспомнив, решил посмотреть, что же такое острое было в кармашке рюкзака, и, к неописуемому удивлению, извлёк оттуда тот самый амулет, найденный в железном ящике, отрытом в немецком окопе. Алексей тупо смотрел на амулет, не в силах понять, как он оказался в его рюкзаке. Вспомнились слова начальника поискового отряда, Николая Ивановича Смирнова: «Напрасно ты это сделал. Нехорпошо это. Это может навлечь на тебя, на твоих близких неприятности, горе…» Неужели всё это правда, и всё случившееся с бабушкой - как следствие того, что он стал, сам не подозревая, нечаянным владельцем злополучного амулета?!.
Мать, заинтересовавшись, подошла к нему, спросила:
- Сынок, что это у тебя?
Алексей, стараясь сохранять спокойствие, рассказал о случае в поисковом отряде.
Выслушав сына, мать горестно произнесла:
- Кто же тебе, сынок, каверзу такую устроил?
- Не знаю, мама, - Алексей развёл руками. - Знаю только, что этот амулет был в руках Александра Катина. Потом, с его слов, он его потерял. Не думаю, что он его мне подсунул. Ума не приложу, что теперь делать.
- Я сейчас схожу к соседке, посоветуюсь. Её мать, знаю, колдовством занималась. Пренеприятнейшая женщина, скажу я вам, была. Свои способности, слышала, она своей дочери передала, - мать, щёлкнув замком входной двери, вышла.
Алексей, подперев голову руками, сидел за столом, отсутствующим взором смотря в одну точку. Перед ним, сверкая в лучах солнца, лежал на столе серебряный амулет с надписью на немецком: «С нами Бог!»
Сестра, с состраданием глядя на него, сидела рядом, вытирая платком катившиеся по щекам слёзы…
Спустя время вернулась мать. Войдя в комнату сына, она окликнула его.
- Что, мама? - Алексей, очнувшись от дум, оглянулся.
- Была я у этой ворожеи, - мать перекрестилась, - она мне посоветовала зарыть эту штуку ровно в двенадцать часов ночи не на самом кладбище, но где-нибудь рядом. Что делать, сынок?
- Что ж, если надо, значит, так и надо сделать, - Алексей, тряхнув головой, поднялся. Помолчав, добавил:
- Хотя я в это не верю.
Заворачивая амулет в бумагу, произнёс:
- Ну, Санька, ну, скотина, подстроил же мне. Надо в Емецк к бабушке ехать, а я чёрт те чем занимаюсь. Ребята узнают, засмеют. Ну, гад Катин, я тебе эту шутку припомню, будет время.
В половине одиннадцатого Алексей засобирался.
- Мы с тобой! - в один голос произнесли мать с сестрой, наблюдая за сборами Алексея. - Мы тебя одного не отпустим!
Выходя из подъезда, Алексей произнёс с сарказмом:
- Выхожу как вор из подворотни, озираясь!
Алёнка нервно рассмеялась и, ойкнув, зажала рот ладонью.
Подъезжая к кладбищу, Алексей почувствовал себя неуютно.
«Какой же хренью я занимаюсь, - думал он со злостью. – Если узнают, ребята на смех подымут!»
Дорога петляла между деревьев, как часовые, стоявших по обе стороны.
- Отнеси, Господи! - шептала мать.
Алёнка, вжавшись в сиденье, сидела молча. За всю дорогу она не произнесла ни слова.
Затормозив, Алексей заглушил двигатель. Обернувшись, произнёс:
- Вы тут сидите. А я возьму из багажника лопату и закопаю эту штуковину. - Он, покосившись на свёрток, лежавший на переднем сидении, вылез из машины со словами:
- Боже, какой чушью я занимаюсь! Видели бы меня однокурсники!
Открыв багажник, Алексей, нащупав черенок штыковой лопаты, вытащил её наружу. Оглянувшись, он увидел очертания огромного человека и, выронив лопату из рук, распахнул рот в беззвучном крике. В какой-то момент он сообразил, что это его тень. Постояв немного, оправившись от испуга, он, наклонившись, подобрал лопату и на ватных ногах проковылял к водительской дверце. Проведя ладонью по пассажирскому сиденью, он не обнаружил свёртка. Чертыхаясь, он нащупал в темноте клавишу включения света в салоне. Вспыхнувший яркий свет осветил белые как полотно лица матери и сестры. Глянув на сиденье, он не нашёл свёртка.
- Чёрт подери, где же свёрток? - вырвалось у Алексея. Обернувшись, спросил:
- Никто из вас его не брал?
- Нет! - севшими голосами хором ответили мать и сестра. Мать стала креститься.
Посветив фонариком, Алексей отыскал злополучный свёрток между сидениями. Ощущая противный холодок между лопатками, Алексей извлёк свёрток и готов был поклясться, что тот заметно потяжелел, словно там лежал булыжник. Почувствовав воочию, как волосы встали дыбом, Алексей, не помня себя, выскочил наружу и, отбежав к ограде, принялся лопатой копать ямку. Бросив туда свёрток, Алексей, лихорадочно орудуя лопатой, зарыл амулет. Внезапно налетел ветер, лес глухо зашумел, сосна, под которой был зарыт амулет, заскрипела. Выронив из рук лопату, Алексей кинулся к машине. Двигатель запустился только с пятой попытки. Нажав на газ, Алексей рванул с места, резина жалобно взвизгнула…
Пришёл в себя Алексей только у своего дома. Он не помнил, как гнал машину по шоссе, как разговаривал с инспектором ГИБДД, тормознувшего его, как дышал в трубку…
Поднявшись в квартиру, он, пройдя в свою комнату, не раздеваясь, рухнул в кровать и мгновенно заснул.
В семь утра его как будто кто под бок толкнул. Вскинувшись, Алексей огляделся. Часы на стене, мерно выстукивая, показывали ровно семь утра. Взошедшее солнце заглядывало в комнату через незадёрнутые гардины, слепило глаза. Внезапно затрезвонил телефон в прихожей. Оказавшийся первым, Алексей схватил трубку и услышал голос бабушки:
- Здравствуй, внучек! Оклемалась я, давленье резко подскочило, думала, помру. Врачи у нас в Емецки хороши, не дали старухи помереть. Приезжайте всема к мене, в лес по грибы-ягоды слетам, их у нас тьма тьмушша. Только ленивый не собират.
- Хорошо, бабушка, - сияя глазами, возбуждённо кричал в трубку Алексей, - мы к тебе прямо сейчас выезжаем, скоро будем. Только ты своего Рекса понадёжнее привяжи, а то опять с нашим Мухтаром сцепяться! Бабушка, я уже бегу машину заводить! - передав трубку матери, Алексей выскочил из квартиры…
Подъезжая к больнице, Алексей, к своему изумлению, увидел Настю. Затормозив машину, он окликнул девушку. Оглянувшись, она увидела Алексея и. засияв глазами, направилась в его сторону.
- Глазам своим не верю! - радостно улыбаясь, сказал Алексей. - Ты как тут оказалась, у тебя тут родственники?
- Мама с папой у меня здесь живут, - звонко рассмеявшись, ответила Настя. - А я, как только окончу учёбу в универе, вернусь сюда учительницей математики.
Оглянувшись на больницу, Настя поинтересовалась:
- А вы к кому здесь приехали?
Алексей ответил.
- Так, выходит, баба Нина Уварова твоя бабушка?! Можно, я с вами к ней схожу?
- Конечно, можно! Тебя с ней познакомлю.
- А нас знакомить не надо, - рассмеялась Настя. - Она меня с рождения знает.
- Тогда разреши познакомить тебя с моей мамой и сестрой…
Когда они вчетвером вошли в палату, баба Нина, радостная, сияющая, довольно бойко поднялась им навстречу.
- Здравствуйте, здравствуйте, дорогие мои внучатки, невестушка. Рада вас видеть!
Увидев Настю, воскликнула:
- А ты-то, Настенька, как тут?
Девушка, вспыхнув лицом, опустила глаза.
- Это моя Настенька, - сказал Алексей.
- Наконец-то, Алёшенька, за ум взялся! - бабушка рассмеялась. - Всё городских искал, а наши-те девоньки получше будут. Настенька хороша деушка, и умна, и приветлива. Слава Осподи, образумилса!
Алексей переводил глаза с бабушки на мать, на сестру, на Настю, с которой случайно познакомился в поезде, на душе у него стало тепло, легко, как будто камень с души свалился. Как будто и не было тех лет, когда он засыпал и просыпался с чувством горькой обиды на свою одноклассницу, на сестру…
|