Стихи 1959-1962 г.г.

Дата: 18 января 2011 г.

Стихи 1959-1962 г.г.

1. Загородил мою дорогу.
2. Г. Ф.
3. Мой чинный двор зажат в заборы.
4. Я забыл, Как лошадь запрягают.
5. Сказка - сказочка.
6. Пора любви среди полей.
7. Левитан (по мотивам картины «Вечерний звон»).
8. Повесть о первой любви.
9. В кочегарке.
10. Разлад.
11. Вредная, неверная, наверно.
12. Сергей Есенин.
13. Эх, коня да удаль азиата.
14. Старый конь.
15. Добрый Филя.
16. Быстрее мечты.
17. Дворец был взят.
18. В едином строю.
19. Утром.
20. За окном в холодном шуме.
21. Письмо.
22. Дышу натруженно, как помпа!
23. Долина юности.
24. Я весь в мазуте, весь в тавоте.
25. Бывало, вырядимся с шиком.
26. Утро перед экзаменом.
27. Не пришла.
28. Возвращение из рейса.
29. Шторм.
30. Летел приказ.
31. Минута прощания.
32. Видения в долине.
33. Куда полетим?
34. Фиалки.
35. Праздник в поселке.
36. На плацу (Шутка).
37. Элегия ("Стукнул по карману – не звенит...")
38. …Ах, что я делаю?
39. Поэт (в гостях).

* * *

Загородил мою дорогу
Грузовика широкий зад, –
И я подумал: «Слава Богу,
Село не то, что год назад».

Теперь в полях везде машины,
И не видать плохих кобыл,
И только вечный дух крушины
Всё так же горек и уныл.

И резко, словно в мегафоны,
О том, что склад забыт и пуст,
Уже не каркают вороны
На председательский картуз.

Идут, идут обозы в город
По всем дорогам без конца, –
Не слышно праздных разговоров,
Не видно праздного лица…

1959 г.

* * *

Г. Ф.

Ты просил написать о том,
Что здесь было
И что здесь стало.
...Я сейчас лежу под кустом,
Где тропинка берет начало.
Этот сад мне, как раньше, мил,
Но напрасно к одной блондинке
Я три года назад ходил
Вот по этой самой тропинке.
Я по ней не пойду опять,
Лишь злорадствую: «Где уж нам уж!»
Та блондинка хотела ждать,
Не дождалась...
И вышла замуж.
Все законно: идут года,
Изменяя нас и планету,
Там, где тополь шумел тогда,
Пень стоит...
а тополя нету.

* * *

Мой чинный двор
                         зажат в заборы.
Я в свистах ветра-степняка
Не гнал коней, вонзая шпоры
В их знойно-потные бока.
Вчера за три мешка картошки
Купил гармонь.
                    Играет — во!
Точь-в-точь такая, как у Лешки,
У брата друга моего.
Творя бессмертное творенье,
Смиряя бойких рифм дожди,
Тружусь.
            И чувствую волненье
В своей прокуренной груди.
Строптивый стих,
                        как зверь страшенный,
Горбатясь, бьется под рукой.
Мой стиль, увы,
                      несовершенный,
Но я ж не Пушкин,
                          я другой...
И все же грустно до обиды
У мух домашних на виду
Послушно, как кариатиды,
Стареть в сложившемся быту.
Ведь я кричал,
                     врываясь в споры,
Что буду жить наверняка,
Как мчат коней,
                      вонзая шпоры
В их знойно-потные бока!

Ленинград, 1960 г.

* * *

Я забыл,
Как лошадь запрягают.
Я хочу её позапрягать,
Хоть они неопытных
Лягают
И до смерти могут
Залягать.
Не однажды
Мне уже досталось
От коней,
И рыжих, и гнедых, –
Знать не знали,
Что такое жалость,
Били в зубы прямо
И под дых.
Эх, запряг бы
Я сейчас кобылку
И возил бы сено
Сколько мог,
А потом
Втыкал бы важно вилку
Поросёнку
Жареному в бок.

1960 г.

* * *

СКАЗКА – СКАЗОЧКА

Влетел ко мне какой-то бес.
Он был не в духе или пьян.
И в драку сразу же полез:
Повёл себя как хулиган.

И я сказал: – А кто ты есть?
Я не люблю таких гостей.
Ты лучше с лапами не лезь:
Не соберёшь потом костей!

Но бес от злости стал глупей
И стал бутылки бить в углу.
Я говорю ему: – Не бей!
Не бей бутылки на полу!

Он вдруг схватил мою гармонь.
Я вижу всё. Я весь горю!
Я говорю ему: – Не тронь,
Не тронь гармошку! – говорю.

Хотел я было напрямик
На шпагах драку предложить,
Но он взлетел на полку книг.
Ему ещё хотелось жить!

Уткнулся бес в какой-то бред
И вдруг завыл: – О, Божья мать!
Я вижу лишь лицо газет,
А лиц поэтов не видать…

И начал книги из дверей
Швырять в сугробы декабрю.
…Он обнаглел, он озверел!
Я…ничего не говорю.

1960 г.

* * *

Пора любви среди полей,
Среди закатов тающих
И на виду у журавлей,
Над полем пролетающих.

Теперь все это далеко.
Но в грустном сердце жжение
Пройдет ли просто и легко,
Как головокружение?

О том, как близким был тебе,
И о закатах пламенных
Ты с мужем помнишь ли теперь
В тяжелых стенах каменных?

Нет, не затмила ревность мир.
Кипел, но вспомнил сразу я:
Назвал чудовищем Шекспир
Ее, зеленоглазую.

И чтоб трагедией души
Не стала драма юности,
Я говорю себе: «Пиши
О радости, о лунности...»

И ты ходи почаще в луг
К цветам, к закатам пламенным,
Чтоб сердце пламенело вдруг
Не стало сердце каменным.

Да не забудь в конце концов,
Хоть и не ты, не ты моя:
На свете есть матрос Рубцов,
Он друг тебе, любимая.

1960 г.

* * *

ЛЕВИТАН
(по мотивам картины «Вечерний звон»)

В глаза бревенчатым лачугам
Глядит алеющая мгла,
Над колокольчиковым лугом
Собор звонит к колокола!

Звон заокольный и окольный,
У окон, около колонн, –
Я слышу звон и колокольный,
И колокольчиковый звон.

И колокольцем каждый в душу –
Любого русского спроси! –
Звонит, как в колокол,
– не глуше, –
Звон левитановской Руси!

1960 г.

* * *

ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

Я тоже служил во флоте!
Я тоже памятью полн
О той бесподобной работе –
На гребнях чудовищных волн.

Тобою – ах, море, море! –
Я взвинчен до самых жил,
Но, видно, себе на горе
Так долго тебе служил…

Любимая чуть не убилась, –
Ой, мама родная земля! –
Рыдая, о грудь мою билась,
Как море о грудь корабля.

В печали своей бесконечной,
Как будто вослед кораблю,
Шептала: «Я жду вас…вечно»,
Шептала: «Я вас … люблю».

Люблю вас! Какие звуки!
Но звуки ни то ни сё, –
И где-то в конце разлуки
Забыла она про всё.

Однажды с какой-то дороги
Отправила пару слов:
«Мой милый! Ведь так у многих
Проходит теперь любовь…»

И всё же в холодные ночи
Печальней видений других –
Глаза её, близкие очень,
И море, отнявшее их.

* * *

В КОЧЕГАРКЕ

Вьется в топке пламень белый,
Белый-белый, будто снег,
И стоит тяжелотелый
Возле топки человек.
Вместо «Здравствуйте»:
— В сторонку! —
Крикнул: — Новенький, кажись? —
И добавил, как ребенку:
— Тут огонь, не обожгись! —
В топке шлак ломал с размаху
Ломом, красным от жары.
Проступали сквозь рубаху
Потных мускулов бугры.
Бросил лом, платком утерся.
На меня глаза скосил:
— А тельняшка, что, для форсу? —
Иронически спросил. Я смеюсь: —
По мне для носки
Лучше вещи нету, факт!
— Флотский, значит? — Значит, флотский.
Что ж, неплохо, коли так!
Кочегаром, думать надо,
Ладным будешь,— произнес,
И лопату, как награду,
Мне вручил: — Бери, матрос! —
...Пахло угольным угаром,
Лезла пыль в глаза и рот,
А у ног горячим паром
Шлак парил, как пароход.
Как хотелось, чтоб подуло
Ветром палубным сюда...
Но не дуло. Я подумал:
«И не надо! Ерунда!»
И с таким работал жаром,
Будто отдан был приказ
Стать хорошим кочегаром
Мне, ушедшему в запас!

март 1960 г.

* * *

РАЗЛАД

Мы встретились
У мельничной запруды,
И я сразу
Прямо всё сказал!
– Кому, – сказал, –
Нужны твои причуды?
Зачем, – сказал, –
Ходила на вокзал?

Она сказала:
– Я не виновата.
– Ответь, – сказал я, –
Кто же виноват? –
Она сказала:
– Я встречала брата.
– Ха-ха, – сказал, –
Разве это брат?

В моих мозгах
Чего-то не хватало:
Махнув на всё,
Я начал хохотать.
Я хохотал,
И эхо хохотало,
И грохотала
Мельничная гать.

Она сказала:
– Ты чего хохочешь?
– Хочу, – сказал я, –
Вот и хохочу! –
Она сказала:
– Мало ли что хочешь!
Я это слушать больше не хочу!

Конечно, я ничуть
Не напугался,
Я гордо шёл на ссору и разлад.
И зря в ту ночь
Сиял и трепыхался
В конце безлюдной улицы закат!..

1960 г.

* * *

Вредная,
           неверная,
                          наверно.
Нервная, наверно... Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверно, и не ждешь!
За окном,
             таинственны, как слухи,
Ходят тени, шорохи весны.
Но грозой и чем-то в этом духе
Все же веют сумерки и сны!
Будь что будет!
                      Если и узнаю,
Что не нравлюсь,— сунусь ли в петлю?
Я нередко землю проклинаю,
Проклиная, все-таки люблю!
Я надолго твой,
                      хоть и недолго
Почему-то так была близка
И нежна к моей руке с наколкой
Та, с кольцом,
                     прохладная рука.
Вредная,
            неверная,
                          наверно.
Нервная, наверно... Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверное, не ждешь!

                                    1962 г.

* * *

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Слухи были глупы и резки:
Кто такой, мол, Есенин Серега,
Сам суди: удавился с тоски
Потому, что он пьянствовал много.

Да, недолго глядел он на Русь
Голубыми глазами поэта.
Но была ли кабацкая грусть?
Грусть, конечно, была... Да не эта!

Версты все потрясенной земли,
Все земные святыни и узы
Словно б нервной системой вошли
В своенравность есенинской музы!

Это муза не прошлого дня.
С ней люблю, негодую и плачу.
Много значит она для меня,
Если сам я хоть что-нибудь значу.

1960 г.

* * *

Эх, коня да удаль азиата
Мне взамен чернильниц и бумаг, –
Как под гибким телом Азамата,
Подо мною взвился б
аргамак!

Как разбойник,
только без кинжала,
Покрестившись лихо на собор,
Мимо волн обводного канала
Поскакал бы я во весь опор!

Мимо прелестей земли и неба,
Мимо криков: «Это же – Рубцов!»
Не простой,
возвышенный,
в седле бы
Прискакал к тебе в конце концов.

Но, должно быть, просто и без смеха
Ты мне скажешь: – Боже упаси!
Почему на лошади приехал?
Разве мало в городе такси? –

И, стыдясь за дикий свой поступок,
Словно Богом свергнутый с небес,
Я отвечу буднично и глупо:
– Да, конечно, это не прогресс…

В третьем четверостишье первая строка
у Н.Рубцова звучит так:
«Мимо окон Эдика и Глеба»
Для авторской песни предложена строка:
«Мимо прелестей земли и неба…»

лето 1961 г.

* * *

СТАРЫЙ КОНЬ

Я долго ехал волоком.
И долго лес ночной
Всё слушал медный колокол,
Звеневший под дугой.

Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь!
Шагай, шагай тихонечко,
Мой бедный старый конь!

Хоть волки есть на волоке
И волок тот полог,
Едва он сани к Вологде
По волоку волок...

Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь!
Шагай, шагай тихонечко,
Мой добрый старый конь!

И вдруг заржал он молодо,
Гордясь без похвалы,
Когда увидел Вологду
Сквозь заволоку мглы…

1960 г.

* * *

ДОБРЫЙ ФИЛЯ

Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок,
Задремавший счастливо
Меж звериных дорог…

Там в избе деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной,
Добрый Филя живёт.

Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,
     Даже нечего крыть…
–    Филя! Что молчаливый?
–   А о чём говорить?

1960 г.

* * *

   БЫСТРЕЕ МЕЧТЫ

Не знаю, сон или не сон...
К звезде далекой устремлен,
С Земли, быстрей, чем ураган,
Помчал меня ракетоплан.
Как школьный глобус,
                                надо мной
В кольце туманов и ветров
Вращался древний шар земной,
Светясь огнями городов.
Пропала вдруг
                    пределов
                                 власть.
Лишь мрак. И звездные костры,
Ошеломленно сторонясь,
Мне уступали путь миры.
Хотелось крикнуть им, что я
Посланец русских нив и рек,
Влюбленный в труд, в свои
                                        края,
Земной, советский человек!
Вот Марс мелькнул,
                            за ним Уран.
Все мчит меня ракетоплан...
Скажите, если это сон,
Далек от жизни разве он?

1959 г.

* * *

ДВОРЕЦ БЫЛ ВЗЯТ

Дворец был взят...
Но выдумка досужья
Пусть не смущает
Робкие сердца,
Что будто только
Силою оружия
Повергли силу
Зимнего Дворца.
Он в схватке сам
Держался, не робея,
И взят не только
Силою штыка:
Что значит штык,
Когда сама идея
К победе класс
Вела наверняка!

* * *

В ЕДИНОМ СТРОЮ

Век атома, косморакета, спутник.
Поэт же все по-старому поет.
Что он открыл,
                    писатель, литсотрудник?
Да ничего! А физика — растет!
Один вопрос задать хотелось нам бы...
А отчего же
                с «Левым маршем» в лад
Негромкие есенинские ямбы
Так громко в сердце бьются и звучат?..
Все это так...
                Нужны нам
                                и поэты.
И их,
      как жизнь,
                    земные голоса!

                                1960 г.

* * *

УТРОМ

Утро с дремотным небом,
С бодрым трамвайным бегом
Крепко, как свежим хлебом,
Пахнет морозным снегом.
О, утренних лиц похожесть!
О, трепетный свет восхода!
Люблю, под бушлатом ежась,
Спешить к проходной завода.
Сливаясь с густым потоком
Едущих и идущих,
Я словно пронзаюсь током,
Стучащим в рабочих душах.
Не выношу я плоских
Лиц с выраженьем покоя.
Сердце гремит, как флотский
Колокол громкого боя.

1960 г.

* * *

За окном в холодном шуме
Свет реклам и листопад...
Что ж так долго из Сухуми
Ты не едешь в Ленинград?

Впрочем, рано или поздно
Все равно житейский быт
В день весенний иль в морозный
Нас совсем разъединит.
Год пройдет, другой... А там уж.
Что тут много говорить?
Ты, конечно, выйдешь замуж,
Будешь мужу суп варить.
Будет муж тобой гордиться
И катать тебя в такси,
И вокруг тебя крутиться,
Как земля вокруг оси!

— Ну и пусть!
                    Тоской ранимым
Мне не так уж страшно быть.
Мне не надо быть любимым,
Мне достаточно любить!

                    сентябрь 1960 г.

* * *

ПИСЬМО

Дорогая! Любимая! Где ты теперь?
Что с тобой? Почему ты не пишешь?
Телеграммы не шлешь... Оттого лишь — поверь,
Провода приуныли над крышей.
Оттого лишь, поверь, не бывало и дня
Без тоски, не бывало и ночи!
Неужели — откликнись — забыла меня?
Я люблю, я люблю тебя очень!
Как мне хочется крикнуть: «Поверь мне! Поверь!»
Но боюсь: ты меня не услышишь...
Дорогая! Любимая! Где ты теперь?
Что с тобой? Почему ты не пишешь?

* * *

Дышу натруженно,
как помпа!
Как никому не нужный груз,
Лежу на койке, будто бомба, —
Не подходите! Я взорвусь!
Ах, если б в гости пригласили,
Хотя б на миг, случайно пусть,
В чудесный дом, где кот Василий
Стихи читает наизусть!
Читает Майкова и Фета,
Читает, рифмами звеня,
Любого доброго поэта,
Любого, только не меня...
Пока я звякаю на лире
И дым пускаю в потолок, —
Как соловей, в твоей квартире
Зальется весело звонок.
Ты быстро спросишь из-за двери,
Оставив массу важных дел:
— Кого?
— Марину.
— Кто там?
— Эрик.
— Ой, мама! Эрик прилетел!

Покрытый пылью снеговою,
С большим волнением в крови,
Он у тебя над головою
Произнесёт слова любви!
Ура! Он лучший в целом мире!
Сомненья не было и нет...
И будет бал в твоей квартире,
Вино, и музыка, и свет.
Пусть будет так!
Твой дом прекрасен.
Пусть будет в нем привычный лад...
Поэт нисколько не опасен,
Пока его не разозлят.

* * *

ДОЛИНА ЮНОСТИ

Я родился с сердцем Магеллана
И, от пирса юности отплыв,
После дива сельского барана
Я открыл немало разных див.
Но в каком огне не накалится
Новых дней причудливая вязь,
Память возвращается, как птица
В то гнездо, в котором родилась.
И вокруг долины той родимой,
Полной света вечных звезд Руси,
Жизнь моя вращается незримо,
Как земля вокруг своей оси!

1960 г.

* * *

Я весь в мазуте,
весь в тавоте,
Зато работаю в тралфлоте!

Печально пела радиола:
Про мимолётный наш уют.
На камни пламенного мола
Матросы вышли из кают.

Они с родными целовались.
В лицо им дул знобящий норд.
Суда гудели, надрываясь,
Матросов требуя на борт.

И вот опять – святое дело!
И наш корабль, заботой полн,
Совсем не так осиротело
Плывёт среди бескрайних волн…

Я, юный сын морских факторий,
Хочу, чтоб вечно шторм звучал.
Чтоб для отважных вечно – море,
А для уставших – свой причал…

март 1962 г.

* * *

Бывало, вырядимся с шиком
В костюмы, в шляпы – и айда!
Любой красотке с гордым ликом
Смотреть на нас приятно, да!

Вина весёленький бочонок,
Как чудо, сразу окружён,
Мы пьём за ласковых девчонок,
А кто постарше, те – за жён!

Ах, сколько их в кустах и дюнах,
У белых мраморных колонн
Мужчин, взволнованных и юных,
А сколько женщин! Миллион!

У всех дворцов, у всех избушек
Кипит портовый праздный люд!
Гремит оркестр! Палят из пушек –
Дают над городом салют!

март 1962 г.

* * *

УТРО ПЕРЕД ЭКЗАМЕНОМ

Тяжело молчал
Валун-догматик
В стороне от волн…
А между тем
Я смотр ел на мир,
Как математик,
Доказав с десяток
Теорем.

Скалы встали
Перпендикулярно
К плоскости залива.
Круг луны.
Стороны зари
Равны попарно,
Волны меж собою
Не равны!

Вдоль залива,
Словно знак вопроса,
Дёргаясь спиной
И головой,
Пьяное подобие
Матроса
Двигалось
По ломаной кривой.

Спотыкаясь
Даже на цветочках, –
Боже! Тоже пьяная…
В дугу! –
Чья-то равнобедренная
Дочка
Двигалась,
Как радиус в кругу…

Я подумал:
Это так ничтожно,
Что о них
Нужна, конечно, речь,
Но всегда
Ничтожествами
Можно, если надо,
Просто пренебречь!

И в пространстве
Ветреном и смелом,
Облако –
Из дивной дали гость –
Белым, будто выведенным мелом,
Знаком бесконечности
Неслось…

1961 г.

* * *

НЕ ПРИШЛА

Из окна ресторана –
                                  свет зелёный,
                                                          болотный,
От асфальта до звёзд
                             заштрихована ночь
                                                         снегопадом
Снег глухой,
                     беспристрастный,
                                                 бесстрастный,
                                                        холодный
Надо мной,
                 над Невой,
                               над матросским суровым отрядом.
Сумасшедший,
                          ночной,
                                          вдоль железных заборов,
Удивляя людей,
                            что брожу я?
                                                   И мёрзну зачем?
Ты и раньше ко мне
                                   приходила нескоро,
А вот не пришла и совсем…
Странный свет,
                           ядовитый,
                                               зелёный,
                                                                болотный,
Снег и снег
                    без метельного свиста и воя.
Снег глухой,
                       беспристрастный,
                                                   бесстрастный
                                                                 холодный,
Мёртвый снег,
                        ты зачем
                                         не даёшь мне покоя?

1960 г.

* * *

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ РЕЙСА

Ах, как светло роятся огоньки!
Как мы к земле спешили издалече!
Береговые славные деньки!
Береговые радостные встречи!

Душа матроса в городе родном
Сперва блуждает, будто бы в тумане:
Куда пойти в бушлате выходном,
Со всей тоской, с получкою в кармане?

Он не спешит ответить на вопрос,
И посреди душевной этой смуты
Переживает, может быть, матрос
В суровой жизни лучшие минуты.

И все же лица были бы угрюмы
И моряки смотрели тяжело,
Когда б от рыбы не ломились трюмы,
Когда б сказать пришлось: «Не повезло».

* * *

ШТОРМ

Бушует сентябрь. Негодует народ.
И нету конца канители!
Беспомощно в бухте качается флот,
Как будто дитя в колыбели...

Бывалых матросов тоска томит,
Устали бренчать на гитаре...
— Недобрые ветры подули, Смит!
— Недобрые ветры, Гарри!

— Разгневалось море,— сказал матрос
— Разгневалось,— друг ответил.
И долго молчали, повесив нос,
И слушали шквальный ветер...

Безделье такое матросов злит.
Ну, море! Шумит и шпарит!
— А были хорошие ветры, Смит!
— Хорошие ветры, Гарри!

И снова, маршрут повторяя свой,
Под мокрой листвою бурой
По деревянной сырой мостовой
Матросы гуляли хмуро...

* * *

ЛЕТЕЛ ПРИКАЗ
(Воспоминание)

Однажды к пирсу
Траулер причалил,
Вечерний порт
Приветствуя гудком!
У всех в карманах
Деньги забренчали,
И всех на берег
Выпустил старпом...
Иду и вижу —
Мать моя родная!
Для моряков,
Вернувшихся с морей,
Избушка
Под названием «пивная»
Стоит без стекол в окнах,
Без дверей.

Где трезвый тост
За промысел успешный?
Где трезвый дух
Общественной пивной?
Я первый раз
Вошел сюда, безгрешный,
И покачал кудрявой
Головой.

И вдруг матросы
В сумраке кутежном,
Как тигры в клетке,
Чувствуя момент,
Зашевелились
Глухо и тревожно...
— Тебе чего не нравится?
Студент!

Я сел за стол —
И грянули стаканы!
И в поздний час
Над матушкой Двиной
На четвереньках,
Словно тараканы,
Мы расползлись
Тихонько из пивной...

Очнулся я,
Как после преступленья,
С такой тревогой,
Будто бы вчера
Кидал в кого-то
Кружки и поленья,
И мне в тюрьму
Готовиться пора.

А день вставал!
И музыка зарядки
Уже неслась из каждого окна!
И, утверждая
Трезвые порядки,
Упрямо волны
Двигала Двина.

Родная рында
Звала на работу!
И, освежая
Головы опять,
Летел приказ
По траловому флоту:
— Необходимо
Пьянство пресекать!

* * *

МИНУТА ПРОЩАНИЯ

...Уронила шелк волос
Ты на кофту синюю.
Пролил тонкий запах роз
Ветер под осиною.
Расплескала в камень струи
Цвета винного волна —
Мне хотелось в поцелуи
Душу выплескать до дна!

* * *

ВИДЕНИЯ В ДОЛИНЕ

Взбегу на холм
                           и упаду в траву.
и древностью повеет вдруг из дола!
Засвищут стрелы будто наяву,
Блеснёт в глаза
                          кривым ножом монгола.
Сапфирный свет
                           на звёздных берегах,
и вереницы птиц твоих,
                                       Россия,
затмит на миг
                       в крови и жемчугах
тупой башмак скуластого Батыя!…
И вижу я коней без седоков
С их суматошным
                              криком бестолковым,
Мельканье тел, мечей и кулаков,
и бег татар
                   на поле Куликовом…

Россия, Русь –
                         куда я ни взгляну!
За все твои страдания и битвы –
люблю твою,
                     Россия,
                                старину,
твои огни, погосты и молитвы,
твои иконы,
                     бунты бедноты,
и твой степной,
                          бунтарский
                                             свист разбоя,
люблю твои священные цветы,
Люблю навек,
                      до вечного покоя…
Но кто там
                  снова
                           звёзды заслонил?
Кто умертвил твои цветы и тропы?
Где толпами
                     протопают они,
там топят жизнь
                          кровавые потопы…
Они несут на флагах
                                  чёрный крест!
Они крестами небо закрестили,
и не леса мне видятся окрест,
а лес крестов в окрестностях России…
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
и успокоюсь: глухо на лугу
траву жуют
                   стреноженные кони.
Заржут они,
                    и где-то у осин
подхватит эхо
                       медленное ржанье,
И надо мной –
                         бессмертных звёзд Руси,
безмолвных звёзд
                              сапфирное дрожанье…

Ленинград, 1960 г.

* * *

КУДА ПОЛЕТИМ?

– Мы будем
                       свободны,
                                           как птицы, –
Ты шепчешь
                      и смотришь с тоской,
как тянутся птиц вереницы
над морем,
                   над бурей морской…

И стало мне жаль отчего-то,
Что сам я люблю
                             и любим…
Ты – птица иного полёта…
Куда ж мы
                   с тобой
                                  полетим?!

март 1962 г.

* * *

ФИАЛКИ

Я в фуфаечке грязной
Шёл по насыпи мола,
Вдруг тоскливо и страстно
Стала звать радиола!
– Купите фиалки!
Вот фиалки лесные!
Купите фиалки!
Они словно живые!

Как я рвался на море!
Бросил дом безрассудно
И в моряцкой конторе
Всё просился на судно.
Умолял, караулил…
Но нетрезвые, с кренцем,
Моряки хохотнули
И назвали младенцем…

Так зачем мою душу
Так волна волновала,
Посылая на сушу
Брызги сильного шквала?
Кроме моря и неба,
Кроме мокрого мола,
Надо хлеба мне, хлеба!
Замолчи, радиола…

Сел я в белый автобус,
В белый, тёплый, хороший, –
Там вертелась, как глобус,
Голова контролёрши.
Назвала хулиганом,
Назвала меня фруктом…
Как всё это погано!
Эх! Кондуктор, кондуктор!
Ты не требуй билета,
Увези на толкучку,
Я, как маме за это
Поцелую Вам ручку!

Вот хожу я, где ругань,
Где торговля по кругу,
Где толкают друг друга
И толкают друг другу,
Рвут за каждую гайку
Русский, немец, эстонец…
О!..Купите фуфайку.
Я отдам за червонец…

март 1962 г.

* * *

ПРАЗДНИК В ПОСЁЛКЕ

Сколько водки выпито!
Сколько стёкол выбито!
Сколько средств закошено!
Сколько женщин брошено!
Где-то дети плакали…
Где-то финки звякали…

Эх, сивуха сивая!..
Жизнь была красивая!

1959 г.

* * *

НА ПЛАЦУ
(Шутка)

Я марширую на плацу.
И снег стегает по лицу!

Я так хочу иметь успех!
Я марширую лучше всех!

Моя весёлая родня
письмо получит про меня.

Его
любимая моя –
прочтёт, дыханье затая.

Довольны мною все кругом!
Доволен мичман и старпом!

И даже – видно по глазам –
Главнокомандующий сам!

9 июля 1962 г.

* * *

ЭЛЕГИЯ

Стукнул по карману – не звенит.
Стукнул по другому – не слыхать.
В тихий свой, таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.

Но очнусь и выйду за порог
И пойду на ветер, на откос
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.

Память отбивается от рук,
Молодость уходит из-под ног,
Солнышко описывает круг –
Жизненный отсчитывает срок.

Стукну по карману – не звенит.
Стукну по другому – не слыхать.
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать…

1957 – 1962 г.г.

* * *

…Ах, что я делаю?
За что я мучаю
больной и маленький
свой организм?…
Да по какому же
такому случаю?..
Ведь люди борются
за коммунизм!

Скот размножается,
пшеница мелется,
и всё на правильном
таком пути!…
Так замети меня,
метель-метелица…
Ох, замети меня,
ох, замети…

Я пил на полюсе,
пил на экваторе,
на протяжении
всего пути,
Так замети меня
к едрёне матери,
Ох, замети меня,
ох, замети…

1961 г.

* * *

ПОЭТ
(В ГОСТЯХ)

Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И жёлтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…

Не может быть, чтоб это был не он!
Как без него представить эти тени,
И жёлтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырёх сторон!

Я продолжаю верит в этот бред.
Когда в своё притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, меня ведёт поэт…

Куда меня, беднягу, занесло!
Таких картин вы сроду не видали.
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!

…Поэт, как волк, напьётся натощак.
И неподвижно, словно на портрете,
Всё тяжелей сидит на табурете,
И всё молчит, не двигаясь никак.

А перед ним, кому-то подражая
И суетясь, как все по городам,
Сидит и курит женщина чужая…
– Ах, почему вы курите, мадам! –

Он говорит, что всё уходит прочь,
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя,
Его опять преследовал всю ночь.
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна всё реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»
Но все они опутаны всерьёз
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слёз!
И всё торчит.
В дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тётки,
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде,
Опять туманом тянет и ознобом…