Предложения, замечания, дополнения, критику, отзывы, подсказки, уточнения и любую информацию по теме исследования прошу размещать на Емецком форуме в теме «Топонимика: Емецкая округа и далее», или направлять на электронный адрес chashev.aleksander@yandex.ru

 

   А до X века, дескать, племена дикарей жили в дремучих лесах, поклонялись пням и приносили жертвы идолам. И лишь после экспорта иноязычной религии русская история только и началась.

   В школе узнаём об Аполлоне, Марсе, Одиссее, Спартаке, других языческих богах и героях Греции и Рима. Благо, легенды, храмы и памятники, посвящённые им, “живут” в этих христианских странах и даже приносят их обитателям за счёт неиссякаемого потока туристов, ощутимую материальную прибыль.

   О родных богах память в России стёрта. Их словно и не было вовсе.

   А что же осталось от исконной Руси - России?

   Да не так уж и много. Остались народные сказки, былины, обряды, орнаменты севернорусской вышивки, символика росписи прялок, домовая резьба, солярные знаки на русских избах, праславянские корни русского языка, некоторые фамилии, образованные от славянских имён и прозвищ.

   Остались также имена рек, озёр, болот и урочищ, полученные от наших далёких предков тысячу и более лет назад, о глубинном смысле которых мы не задумываемся.

   А ведь голоса из далёкого прошлого, воплощённые в географических названиях, могут поведать о бренности и постоянном обновлении жизни, ежедневных заботах о “хлебе насущном” и вечности Млечного пути. Надо лишь попытаться услышать их.

   Помочь в этом может наука о происхождении географических названий – топонимика.  

   Следует сказать, что топонимы Архангельской области активно изучают. Анализируют. Учёные-исследователи пишут статьи и защищают диссертации. Ведут дискуссии на страницах научных журналов по поводу некоторых их особенностей. Заполняют карточки. Издают методические и учебные пособия. Но, к сожалению, потенциальным потребителям топонимической информации, на которых вроде бы и должна работать наука, если она не существует ради себя, этот “научный междусобойчик” ничего, кроме тоски и недоумения не приносит.

   Закономерен вопрос: будет ли когда-нибудь предъявлен конечный результат долгих научных бдений - областной топонимический словарь?

   Понятно также, что составление словаря топонимов, даже одного района, можно сравнить с постройкой большого здания, что уж говорить о “храме” - областном словаре.

   В данном “строительстве”, по крайней мере, на стадии сбора информации (если в этом есть необходимость) могли бы принять участие жители области и, в первую очередь, учителя школ и их ученики, преподаватели и студенты гуманитарных вузов.

   Безусловно, основную работу по обобщению, обработке, анализу, этимологизации собранного топонимического материала должны выполнять профессионалы.

   Автор книги попытался положить свой “кирпич” в фундамент будущего “храма” топонимики и для этого осуществил сбор и предварительную обработку основ географических названий водных объектов Холмогорского района и прилегающих к нему территорий иноязычного или не совсем ясного происхождения.

   Результаты данной работы, некоторые выводы, версии, возможно, весьма спорные, заняли своё место в книге.

   Отзывы, пожелания, советы, подсказки, уточнения, критика и любая информация по теме исследования будут приняты автором с большой благодарностью по адресу: chashev.aleksander@yandex.ru

   Жители окрестных деревень, кто с юмором, а некоторые вполне серьёзно, повторяют легенду о грузине, который неведомо когда испил воды из безымянной речки и не иначе, как от восторга, сравнил её вкус с гордостью грузинской нации - чачей. Предки рассказчиков, якобы, с грузином согласились и постановили именовать реку Чачей. 

   Так появилась первая версия происхождения названия реки и, одновременно, началось увлекательное путешествие в мир таинственных образов давно минувших времён.

   В Кратком историческом описании приходов и церквей Архангельской Епархии за 1894 год содержится повествование о Емецком и Зачачьевском приходах,[1]  в котором, помимо подробностей церковной жизни, содержится информация, имеющая отношение к начатому топонимическому поиску.

   В данном описании приводится ссылка на 31-й лист писцовой книги, где говорится, что “в 1513 году в Емецке была церковь и при ней священник Никита Ильин. В том же XVI в. в Емецке были две приходские церкви для Крестьян Заческой волости”.

   О Зачачьевском приходе говорится следующее: “Зачаческий приход расположен по реке Чач, впадающей в р.Емцу при Емецком селении. Время образования прихода не известно, известно только, что две приходские церкви его Никольская и Димитриевская находились в Емецком остроге,- и сам приход назывался Никольским. Когда эти церкви были построены также не известно; в 1613 и 1614 гг. они были окончательно ограблены и сожжены поляками и литовцами. Вместо них, по благословенной грамоте Новгородского митрополита Исидора, вскоре после Литовского разорения устроены были новые того же наименования”.

   Далее описываются другие события, в том числе перенос в 1686 году двух вновь отстроенных церквей из Емецкого селения в Зачачьевскую волость “ближе к месту жительства прихожан, за реку Чачу, отчего и приход стал называться Зачаческим”.

   Из приведённой информации следует важный для топонимического поиска вывод: Зачачье существовало, по-крайней мере, уже в XVI веке. А поскольку своим названием оно обязано реке Чаче, то и её имя уже звучало в те же времена.

   Из истории известно, что Георгиевский трактат между Россией и Картли-Кахетинским царством заключён по просьбе Ираклия II 24 июля 1783.

   Тогда Россия, принимая Восточную Грузию под своё покровительство, гарантировала её автономию и защиту в случае войны. 

   Таким образом, “грузинский след” в истории с наречением северной реки именем Чача оказался ложным, поскольку у грузин в XVI веке по данному делу имелось стопроцентное “алиби”: они жили в другой, очень далёкой стране и вряд ли могли в указанные годы испить воды из северной реки и дать ей название, производное от кавказского спиртного напитка.

   “Расследование” перешло к отработке следующих версий. Но прежде, чем их озвучить, необходимо познакомиться с азами науки, занимающейся подобного рода исследованиями.

   Название науки “топонимика” образовано из греческих корней topos – место и onyma – имя. Таким образом, предмет науки – имена мест.

   Сама же топонимика – это отрасль более широкой науки – ономастики, входящей в число наук о языке и изучающей имена собственные.

   В соответствии с названием науки (топонимики), изучаемые ею понятия называют топонимами. Топоним – синоним словосочетания “географическое название”.

   Исследователь Э.М.Мурзаев[2] пишет: “Топонимы возникали в определенные исторические эпохи, менялись во времени по форме, а часто и по содержанию, распространялись в зависимости от конкретных исторических событий – миграции населения, войн, культурного, экономического и языкового общения. И в этом плане топонимика – часть истории, вернее, исторической географии. И не случайно именно историки, пользуясь анализом географических названий, обогатили историческую географию и одновременно топонимику”.

   Как любая наука, топонимика оперирует специальными понятиями и терминами. Ниже приводятся некоторые из них. [3]

   Ареалв топонимике – область распространения тех или иных топонимических фактов, повторяющихся моделей, географических названий, однотипных местных географических терминов и т.д. Например, ареал названий с окончанием на га.

   Гидроним – собственное название реки, озера, ручья, болота, источника, колодца. Иногда ограничивают понимание термина только названиями рек.

   Формант топонимический (топоформант) — словообразовательный элемент (суффикс, префикс, грамматический показатель рода), не употребляющийся самостоятельно и служащий лишь для образования географического названия. В субстратной топонимии под формантом понимается обычно любое часто повторяющееся окончание с неизвестным значением. (Например, на Севере: -уга, -юга, -ньга, -окса, -охта и т. п.) После отсечения форманта от топонимаоснова. остается

   Основа (топооснова) - та часть географического названия, которая останется после отсечения топонимического суффикса и префикса. Например, Зачачье, его основа — чач.

   Семантика (греч. semantikos – “обозначающий”) – наука о смыслах и значениях слов.

   Этимология — происхождение географического названия.

   Этиология — выяснение не только происхождения названия, но и условий, причин его образования.

   Этноним — название любого этноса: этнической группы, национальности, народа, племени, рода и т. п.

   Значения других понятий и терминов, относящихся к топонимике, будут раскрываться по ходу дальнейшего исследования.

   Для его продолжения необходимо “заглянуть” в глубь веков и “посмотреть” на древнее Беломорье глазами палеонтологов, археологов и историков.

О КЛИМАТЕ, ЛАНДШАФТЕ И АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ БЕЛОМОРЬЯ

   По заключению ученых, климат Земли за последние 10 тыс. лет можно считать относительно устойчивым, хотя он подвержен циклическим колебаниям.

   Новейшие комплексные исследования, проведенные на севере Шотландии по международной программе, показали, что 4 тысячи лет назад (это - стык III и II тысячелетий до новой эры) климат на данной широте был сравним с нынешним климатом Средиземноморья.

   По мнению Л.Л.Ильиной и А.К.Грахова [4] в наступившую вслед за общим похолоданием климата ледниковую эпоху часть рек Севера Европы навсегда исчезла, заваленная ледниковыми наносами, а другие полностью или частично изменили направление своего стока. Когда-то Пинега и Кулой, например, были одной рекой. Затем верховье этой реки и значительный отрезок ее среднего течения отошли Северной Двине, а на месте разъединения возник волок с Пинеги на Кулой. 

   Даже такая мощная река, как Северная Двина, после отступания ледника не сразу вошла в свое русло. Некоторое время она сбрасывала воды по Кулой-Пинежской долине, но потом в одно из высоких половодий прорвала Холмогорскую моренную гряду и потекла к морюпрямойдорогой.
   Буровые работы обнаружили в низовьях Северной Двины долины прарек на глубине 120 метров под слоем четвертичных отложений.

   Древнейшая археологическая культура Поморья (совокупность материальных памятников, которые относятся к одной территории и эпохе и имеют общие черты) представлена памятниками эпохи мезолита и неолита.

   К эпохе мезолита относится “Каргопольская культура” (6000-1200 до н.э.). Территория её распространения - в районе озёр Лаче, Воже, Кенозера и отчасти Белого озера.

К эпохе неолита относятся: “Культура ямочно-гребенчатой керамики” и “Беломорская” культура.[5]    

   Культура ямочно-гребенчатой керамики (3200-1500 до н.э) была распространена в лесной полосе Восточной Европы: на севере до Финляндии и Белого моря, на юге - до лесостепи (верховья рек Воронеж и Дон). Её носители – европеоиды.[6]   

   Местом распространения Беломорской культуры (3000-1000 до н.э.) было побережье Двинского и восточной части Онежского заливов Белого моря. Её носители – европеоиды.[7]  

   В 1979 г. у села Попово Каргопольского района Архангельской области С.В. Ошибкиной во время полевых работ были обнаружены и изучены погребения с культурой мезолитического облика. Могильник находится на правом берегу р. Кинемы, впадающей в оз. Лача с востока, в 4 км от устья, датируется VIII-VI тыс. до н.э. Вещевой материал сходен с таковым культуры Кунда (8000-5000 гг. до н.э). Погребение: скелет мужской. Возраст погребенного 50-60 лет. Рассмотренные материалы позволяют охарактеризовать мезолитическое население Каргополья как высокорослых европеоидов.[8] 

   В Большой Советской Энциклопедии значение термина “европеоидная раса” раскрывается следующим образом: “евразийская раса, одна из больших рас человечества. Распространена в Европе, Северной Африке, Передней Азии, Северной Индии, а также в районах европейской колонизации (Америка, Австралия, Южная Африка). Характеризуется светлой или смуглой кожей, мягкими прямыми или волнистыми волосами, сильным развитием третичного волосяного покрова, узким, сильно выступающим носом с высоким переносьем, тонкими губами, ортогнатизмом. Пигментация глаз и волос в пределах Е. р. сильно варьирует”.

   В книге А.А.Куратова “Археологические памятники Архангельской области” содержится описание 36 памятников археологии, расположенных на территории Холмогорского района и датируемых III - I тысячелетиями до н.э. В дальнейшем изложении информация из данной книги будет приводиться в качестве дополнения к некоторым статьям.

   По мнению Н.М.Карамзина “Древняя история скандинавов (датчан, норвежцев, шведов) часто говорит о двух особенных странах финских, вольных и независимых: Кириаландии и Биармии. Первая от Финского залива простиралась до самого Белого моря, вмещала в себя нынешнюю Финляндскую, Олонецкую и часть Архангельской губернии.; граничила на востоке с Биармиею, а на северо-западе – с Квенландиею, или Каяниею ( в древности пограничные области с нынешней Карелией). Жители ее беспокоили набегами земли соседственные и славились мнимым волшебством еще более, нежели храбростию.

   Биармиею называли скандинавы всю обширную страну от Северной Двины и Белого моря до реки Печоры, за которой они воображали Иотунгейм, отчизну ужасов природы и злого чародейства. Имя нашей Перми есть одно с именем древней Биармии, которую составляли Архангельская, Вологодская, Вятская и Пермская губернии. Исландские повести наполнены сказаниями о сей финской области, но баснословие их может быть любопытно для одних легковерных.

   Первое действительно историческое свидетельство о Биармии находим в путешествии норвежского морехода Отера, который в девятом веке окружил Норд-Кап, доплывал до самого устья Северной Двины, слышал от жителей многое о стране их и землях соседственных, но сказывает единственно то, что народ Биармский многочислен и говорит почти одним языком с финнами”.[9]

   Карамзина дополняет П.С.Ефименко: “…чудской народ, живущий по берегам Белого моря и двинским берегам, народ сильный, торговавший звериными промыслами с датчанами и нормандцами, народ, который был известен российскому дееписателю преподобному Нестору, до просвещения святым крещением почитал Иомала, или Юмала”.[10]

   Несогласие с теорией северной Биармии выразил А.Л.Никитин [11] : “...в земле ‘беормов’ Отера/Оттара, ‘Бьярмаланде’ скандинавских саг и ‘Биармии’ датских хроник со ‘святилищем Йомали’ с наибольшей вероятностью следует видеть побережье Рижского залива (‘Гандвик’) и низовья Западной Двины (Вины/Дуны), а под ‘бьярмами’ — обитавших там ливов (и, возможно, куронов/куршей). Другими словами, лексема ‘бьярмы’ оказывается псевдоэтнонимом, почему в поздних сагах можно встретить ее распространение на самые различные ‘прибрежные народы’, а сам ‘Бьярмаланд’, по мере насыщения его фантастической информацией — далеко на севере, за пределами известных европейцам территорий. Вместе с тем, определение действительного местоположения и содержания Биармии/Бьярмаланда скандинавских саг переводит все утверждения о плаваниях скандинавов в Белое море и в устье Северной Двины ранее начала XV века в разряд политических спекуляций”.

   В обоснование своих аргументов А.Л.Никитин приводит, в числе прочих, довод об отсутствии каких-либо артефактов, подтверждающих плавания скандинавов на северо-восток Европы в XI-XIV веках.

   Находка в 1989 году Архангельского клада с западноевропейскими монетами и дирхемами арабской чеканки конца IX века, монетами и ювелирными изделиями XI-XII вв., в известной мере, опровергает данное утверждение А.Л.Никитина.

   В качестве дополнения предлагаю статью, написанную в ноябре 2010 г.

Тайны окружают нас. Одна из них касается легендарной Биармии.

По мнению Н.М. Карамзина («История государства Российского»), Биармиею скандинавы называли всю местность от Северной Двины и Белого моря до реки Печоры. А первое действительно историческое свидетельство о Биармии встречается у «норвежского морехода Отера, который в девятом веке окружил Норд-Кап, доплывал до самого устья Северной Двины, слышал от жителей многое о стране их и землях соседственных, но сказывает единственно то, что народ Биармский многочислен и говорит почти одним языком с финнами».

В трудах других исследователей термин «Биармия» также упоминается со ссылкой на соответствующие скандинавские источники.

То есть можно предположить, что авторами исследуемого названия были скандинавы.

Вопрос отнюдь не риторический, поскольку в наши дни имеются исследователи, категорически не согласные с теорией северного расположения Биармии.

В работе «Основания русской истории. Мифологемы и факты» её автор А.Л. Никитин скандинавские термины «Биармия», «Бьярмаланд», земля «беормов», «бьярмы» и т. п. относит... «к побережью Рижского залива («Гандвик») и низовьям Западной Двины («Вины/Дуны»), а под «бьярмами» разумеет «обитавших там ливов (и, возможно, куронов/куршей)».

Заканчивает свои измышления этот «борец с мифами» на «высокой ноте»: «Вместе с тем, определение действительного местоположения и содержания Биармии/Бьярмаланда скандинавских саг переводит все утверждения о плаваниях скандинавов в Белое море и в устье Северной Двины ранее начала XV века в разряд политических спекуляций».

Вот так одним росчерком пера г-н Никитин объявил северян «политическими спекулянтами» и «отнял» у них легенду.

По-видимому, ответив на вопрос: какое слово (название местности) послужило прообразом для скандинавского имени Биармия?

Подсказка вроде бы приведена в упомянутом труде Н.М. Карамзина: «Имя нашей Перми есть одно с именем древней Биармии». К сожалению, историк не привёл каких-либо аргументов в обоснование столь категоричного утверждения.

Возможно, следует вспомнить, что примерно в те же времена (с XI века) территорию, на которую скандинавские саги помещали Биармию, русские называли Заволочьем. А не тождественны ли эти понятия?

На прибалтийско-финских языках выражение «земля за чем-либо», «за волоком» обозначается словосочетанием «pera maa», в вепском языке — «пера ма».

Пришедшие в бассейн Северной Двины новгородцы спрашивали у местных жителей — предков современных саамов, финнов и карел, как называется ваша земля, земли за той или иной рекой, и слышали в ответ: пера ма. И это всегда было правдой, поскольку единственными путями для путешественников в те далёкие времена были реки и озёра, а также связывающие их сухопутные волоки. Поэтому любую местность, находящуюся за рекой, можно было назвать «задней» или «землёй за волоком».

По мере заселения северных территорий новгородцы на собственном опыте могли убедиться в правомерности употребления выражения «заволочье», но уже применительно ко всей территории Поморья. Так прибалтийско-финское «пера ма» уступило место русскому «заволочье» — термину, попавшему как в разговорный язык, так и в документооборот того времени.

Но такие же вопросы аборигенам задавали и скандинавы. В ответ они также слышали «пера ма». Для шведов и норвежцев, изредка промышлявших в здешних местах торговлей и разбоем, смысл этого выражения не всегда был понятен или совсем не понятен. С другой стороны, редким «гостям» достаточно было запомнить аборигенное название, то есть сочетание звуков, обозначающих эту территорию. Что они и сделали, а затем воспроизвели (возможно, ещё раз слегка исказив) в сагах и позднее — в письменных источниках.

А теперь «поставим» рядом два термина: прибалтийско-финский «пера ма» и скандинавский «бьяр ма». Не правда ли, звучат почти одинаково?

Таким образом, можно предположить, что после фонетической адаптации скандинавскими языками слово «пера ма» могло обрести формы «бера ма», «бьяр ма» и т. п.

Какое-то из этих скандинавских слов, благодаря письменным свидетельствам, пришло в русский язык, и после его очередной адаптации (уже русским языком) могло приобрести звучащие и ныне формы.

Почему Биармия? Вспомним: Скифия, Греция, Словения и т. д. Окончание на -ия было обычным для греческих названий стран. А греки на Руси стояли у истоков религии, были писцами и переписчиками. Изначально христианская церковь на Руси даже именовалась «греческой религией».

Итак, если Биармия — это скандинавское искажение прибалтийско-финского слова «пера ма», то всё становится на свои места: Биармия — это Заволочье! Заволочье — это Биармия!

Хотелось бы услышать по этому поводу веское слово представителей учёного сообщества.

А пока можно вспомнить, что в нашей области наряду с многочисленными топонимами, имеющими в составе русское слово «волок» («наволок»), встречается их прибалтийско-финский аналог: Пермское. Многим рыбакам и грибникам из Архангельска это озеро давно знакомо — остановка «карпогорского» поезда «пл. 48 км» (от Архангельска), далее налево. Если посмотреть на карту, то можно убедиться в справедливости присвоения такого имени озеру: оно находится на пересечении волоковых маршрутов.

А что касается названия Пермь, то сами пермяки признают, что оно пришло в Прикамье с северо-запада (из наших мест), то — как обозначение территории, а то — как этноним. Его несли с собой русские и коми, заселявшие восточные территории. Представители народа коми, осевшие в предгорьях Урала, именуются с тех пор коми-пермяками.

А Биармия пусть остаётся! Возможно, «заграничное» название звучит загадочнее, чем Пера ма или Заволочье?

1. Карамзин Н.М. История государства Российского. — М., 2002.
2. Никитин А.Л. Основания русской истории. Мифологемы и факты. — М., 2001.
3. www.perm.ru

О ЗАВОЛОЧЬЕ

   Если существование Биармии на севере подвергается сомнению, то правомерность применения термина “Заволочье” не оспаривается. Дискуссии идут лишь о его возможных границах. В энциклопедии Брокгауза и Ефрона по этому поводу сказано следующее: “Заволочье, новгородская область (или Двинская земля). Холмистая и покрытая девственными лесами область — водораздел между бассейнами четырех окраинных морей российской равнины — в глубокой древности назыв. волоком. Страна по ту сторону этого волока (на С.В. от него) носила назв. Заволочье. В эпоху составления начальной летописи новгородцы только что стали утверждаться в Заволочье, и летописец, впервые упоминающий о нем под 1078 г., имел весьма неясное о нем представление, он не знал даже ни одной из больших рек, пересекающих этот край, и представлял себе Заволочье узкою полосою между Поволжьем (Белоозеро) и Варяжским морем. Из позднейших летописных известий очевидно, что З. составляла земли между рр. Онегою и Мезенью (нын. уу. Архангельской губ. Пинежский, Арханг., Холмог. и Шенкурский), т. е. все посел. по pp. Онеге, С. Двине, Ваге, Мезени, Кулое и их притокам”.

   Исследователи, опираясь на данные статей, предшествующих Комиссионному списку Новгородской первой летописи младшего извода, говорят о гибели князя Глеба “далеко на севере, в странах чуди заволоцкой”.

   Н.П. Барсов, опираясь на летописное сообщение под 1078 г., пришел к выводу о том, что вся обширная северная покатость на северо-восток от озера Онежского и на север от Белоозера, бассейн Онеги, Северной Двины, Мезени и Печоры, уже в ХI в. носила название Заволочья.

   По мнению А.Н. Насонова, Заволочьем назывались места, лежавшие за волоком Заонежья.

   Анализируя имеющиеся данные, С.В.Богданов пришёл к выводу о том, что новгородское Заволочье - это довольно обширные пространства от Кенского Волока на западе до Северной Двины на востоке и от побережья Белого моря на севере до верховьев рек Вель и Ваги на юге.[12]  

О ПЛЕМЕНАХ И НАРОДАХ, НАСЕЛЯВШИХ ЗАВОЛОЧЬЕ

   Вопрос о том, какие племена, народности населяли в тот или иной период территорию Заволочья, однозначного ответа также не имеет.   

   Существующие гипотезы по данному вопросу многочисленны. На указанную территорию помещают легендарную чудь и финские племена, угров и саамов.

   В докладе А.Г.Тышинского[13] “О чудских древностях в Архангельской губернии”, прозвучавшем на первом арехеологическом съезде, состоявшемся в Москве в 1869 году, было высказано предположение   о переселении племени Емь около 1100 года по Р.Х. (ссылка на Д.Европеуса) которое “...совершалось, кажется, вдоль южного берега Ладожского озера через Неву и южную часть Выборгской губернии, и оттуда в юго-западную Финляндию”.

   И далее докладчик выдвинул гипотезу, повторяемую некоторыми краеведами и в наше время: “У нас же следы его остались, по всей видимости, в названии некоторых мест Холмогорского уезда, как-то: села Емецкого и реки Емцы, по которой вероятно совершалось это переселение”.

   Каким образом, представители племени Хямь (Емь), переселяясь из Прибалтики вдоль южного берега Ладожского озера, оказались на землях будущего Холмогорского уезда, А.Г.Тышинский не пояснил.

   А.К.Матвеев в статье “Древнее население севера Европейской России. Опыт лингвоэтнической карты I ”[14] отмечает: “Хотя считается, что предшественниками русских на Севере были в основном прибалтийские финны карело-вепсского типа, и подтверждение этому видят во множестве прибалтийско-финских заимствований, усвоенных местными русскими говорами, саамские топоосновы встречаются в регионе так же часто, как и прибалтийско-финские. Это можно объяснить только большой близостью языков, несомненно, ещё более значительной в старину, и массовым усвоением прибалтийскими финнами географических названий своих предшественников – саамов”.

   В этой же статье А.К.Матвеев обозначил границы распространения саамских названий: “...севернее линии Водлозеро – устье Моши – устье Паденьги – Нижняя Тойма – верховья Пинеги. Распределены они довольно равномерно, почти не образуя сколько - нибудь значительных лакун, охватывая при этом и крайний северо-восток с бассейном Кулоя и низовьями Мезени, а также бассейн Емцы и низовья Ваги”.

   Отмечая имеющиеся пробелы (в низовьях Онеги, районе Кенозера и к югу от него, на Ваге и некоторых других), совпадающие со скоплениями прибалтийско-финских топонимов А.К.Матвеев делает следующие выводы: “Эти пробелы явно свидетельствуют о том, что, по крайней мере, в поздний период своего обитания на Севере саамы сосуществовали с прибалтийско-финским населением” и “...на большей части Севера прибалтийская топономия представляла собою поверхностное наслоение”.

   Г.М.Керт, рассматривая вопросы топонимики Подвинья и Поморья, отметил: “С исторической точки зрения топонимия Севера Европейской части представляет несомненный интерес, так как на этой территории выделяется слой топонимов, этимологизация которых не представляется средствами живых современных языков. Безусловно, это самый древний слой. Возможно, он, в свою очередь, представляет собой остатки разных языков”.[15]

      Следующим, по мнению исследователей топонимики, в хронологическом отношении является слой саамской (лопарской) топонимии.

   Не менее значительный в количественном отношении, чем саамский, является слой прибалтийско-финских топонимов.

   Самым верхним пластом топонимии Севера Европы является русский.

   И ещё один важный для исследования топонимов Севера вывод делает Г.М.Керт: “Если русская топономия предстаёт перед нами как живой словообразовательный процесс, то топонимия предыдущих поколений зафиксировалась в качестве субстрата. Этот субстрат проявился в лексических основах, принадлежащих ассимилированным языкам

Справка: Субстрат топонимический (лат. substratum — “подкладка”) — совокупность названий, образованных на языках народов, ныне не проживающих на какой-либо территории.